Вызвав подчиненных, полковник немедля принялся раздавать указания. – Подготовить новые рубежи обороны силами 21-го инженерного батальона, местного населения и особых полевых подразделений (* штрафники, которым в начале войны оружия не давали, но направляли на самые опасные участки фронта в качестве саперов). Для последних выделить конвойные части. К месту вероятного наступления противника направить 540-й испытательный батальон (* штрафники, которым доверили оружие). Из уставного персонала батальона создать хорошо вооруженные наряды полиции, которым поставить задачу любыми средствами предотвратить попытки испытуемых скрыться с передовой.
Приказы, распоряжения и предложения сыпались один за другим, и штабные офицеры, почувствовав уверенное командование, значительно прибодрились. Теперь уже никто отступать не собирался.
– Полевую дивизию Люфтваффе подчиняю своему командованию, – продолжал Шилль. – Техническому персоналу и обслуге аэродромов все равно делать нечего, так что используем их в качестве пехоты. Позади ненадежных частей для устойчивости, в смысле, для поддержания боевого духа поставить эсэсовцев. Капитан Райх, внимание, это вас касается. Органам гестапо необходимо усилить наблюдение за солдатами и офицерами.
Пока весь штаб суетился, генерал Модель, которому дела этого мира вдруг стали глубоко безразличны, вышел на улицу и побрел, глядя себе под ноги. Он даже не подумал накинуть шинель или одеть шубу. Напоследок генералу пусть немного, но повезло. Едва он вышел из ворот, как в воздухе, будто по заказу послышалось гудение самолета. Какой-то отчаянный до безумия русский вывел свой штурмовик на разведку или свободную охоту. Пулеметная очередь, разорвавшая тишину, совпала с тихим выстрелом малокалиберного пистолета. Теперь все подтвердят, что Модель не пустил себе пулю в сердце, а погиб на боевом посту от вражеского огня.
С успехом выполнив свою миссию, Лютце преисполнился гордости. Все-таки Леман не зря выбрал именно его, такого исполнительного и ответственного. Жаль, конечно, опытного генерала, но приказы фюрера надо выполнять. Сказано, держаться до весны, значит нужно стоять в обороне до последнего солдата. Да, надо признать, Ленинград оказался тяжелым урок для Вермахта. Но этот урок усвоен, и больше ошибку не повторят. А пока нужно тянуть время, изматывая противника. И как все-таки, оказывается, приятно вершить судьбы генералов и целых армий.
Впрочем, будучи человеком практичным, Лютце недолго витал в облаках, и вернулся к делам обыденным. В первую очередь он попытался связаться со штабом авиаполка, узнать, когда следующий рейс. Удалось это далеко не сразу. Вопреки обыкновению, связь была даже хуже, чем отвратительная. В трубке что-то гудело и шумело, как будто телефон на другом конце линии был установлен прямо на самолете. В ней слышались разные голоса, перебранка и ругань. Когда же до дежурного по аэродрому все-таки удалось дозвониться, он ничем порадовать не смог – ужасная погода не позволяла принимать самолеты. Один борт все-таки попытался сесть, но разбился прямо на краю поля. Может быть, через несколько дней и распогодится, но сегодня вблизи аэродрома заметили лыжников, а значит, русские скоро пришлют бомбардировщики. Придется опять все переносить на новое место.
Итак, воздушный мост практически рухнул, но Лютце это не удивило. Именно на этот случай он и прихватил с собой пусть небольшой, но зато отборный отряд, с которым можно попытаться перейти линию фронта. На каком участке лучше переходить к своим, Лютце узнал в штабе заблаговременно, и потому, не медля ни минуты, приказал собираться.
Райх, которому уже было не по пути с Лютце, вытребовал у местной хозчасти грузовик для своего камрада. Машина, хотя неказистая с виду и с посеченными осколками бортами, была вполне на ходу. Сначала, правда, пришлось повозиться, пытаясь открыть заледеневшую дверцу, но зато грузовик завелся почти без капризов. Солдаты уже отогрелись в местной казарме, успели слопать в столовой двойную порцию, и теперь весело попрыгали в кузов, уступив кабину старшим по званию.