«Ну и живи себе, — сказал Колпин. — Я вот две недели из запоя не выходил — а потом сам удивился, зачем я в него вошел. Ну и жил бы себе с этим знанием. Как бог, понимаешь?»
«А насчет тещи?»
«А насчет тещи я все уже до Лявонова знал. Хоть и крепкая была старуха, прости Господи. Вот если бы меня тянуло некролог на нее написать — тогда все, пиши пропало. Мистику, брат, в наше дело примешивать опасно — рассудка можно лишиться.»
«А сейчас?»
«А сейчас что? Я тоже могу сказать, когда ты умрешь. Но я же об этом не ору на каждом углу. И ты не ори. Только скажи, этот актеришка точно сегодня ночью в ящик сыграет?»
Разговор этот как будто вселил в Нефедова новые силы. На следующее утро он пришел на работу в писательском раже — и написал три некролога кряду для готовящегося номера. А к обеду к нему с проходной позвонил Швец, бывший его однокурсник. Они не виделись с самой защиты.
«Можешь спуститься?» — спросил Швец.
«Сей минут», — весело ответил Нефедов. Что-то с голосом у него…
На проходной он просто ахнул. От Швеца осталась половина. Вещи на нем болтались, даже очки, и те еле держались на костлявом носу.
«Что с тобой случилось, Вадим?» — обеспокоено спросил Нефедов.
Швец оглянулся по сторонам и отрывисто произнес:
«Давай выйдем, я тут где-то рюмочную видел.»
В рюмочной он заказал большую стопку водки и ни слова не говоря выпил. Нефедов смотрел на него.
«Я насчет своей работы», — сказал Швец, переведя дыхание.
«Ты работаешь?»
«Недавно устроился. В вечерней газете веду отдел некрологов.»
«Да? Поздравляю. Не знал, что ты устроился.»
Швец посмотрел на него как на сумасшедшего.
«Ты с чем меня поздравляешь? — спросил он. — Ты что, разве не видишь?»
«Н-ну, допустим, вижу.»
«Ни черта ты не видишь, — сказал с горечью Швец. — Да от меня половина осталась! И все благодаря проклятым этим некрологам. Они из меня жизнь тянут!»
«Как это?» — не понял Нефедов.
«А вот так. Джона Донна читал? Или Хемингуэя?» (Он произнес «Хемингуея»).
«Ты про колокол?»
«Нет, выше. Это, собственно, Донн. Я вспомнил про него только недавно, когда это начало происходить. Он сказал, что смерть каждого человека умаляет и тебя. Это потом про колокол. Я знаю, что он звонит по мне. Смерть каждого, Андрей, про кого я пишу каждый день, меня умаляет. Скоро от меня ничего не останется.»
«У тебя температура, Вадим, — сказал Нефедов, стараясь быть спокойным. — Ты должен отлежаться. Смотри, снег какой, а ты в такую погоду ходишь по улице с непокрытой головой.»
«Снег! — повторил Швец и вдруг рассмеялся очень громко. От соседних столиков на них оглянулись. — Да ведь если волной смоет в море береговой утес, то меньше станет Европа. А от меня, Андрей, уже отмыло половину, и скоро ничего не останется. Меня захлестывают волны — а ты говоришь, что я хожу с непокрытой головой.»
«Хорошо, — сказал Нефедов. — Чего ты от меня хочешь?»
«Не знаю, — сказал Швец, не глядя на него. — Убей меня Бог, не знаю. Я недавно даже в обители святой был, у старца. Он сказал — брось свое занятие. А я не могу.»
«Ты знал, когда спрашивал у него, когда умрет этот старец?»
«Нет, — сказал Швец. — У меня дара такого нет, это еще Борис Владимирович говорил. И старец тут ни при чем. Дай ему вообще Бог здоровья, — он внезапно взглянул на Нефедова с подозрением. — А чего это ты спрашиваешь?»
Нефедов смутился. Швец продолжал смотреть на него.
«А ну, — приказал он, — говори, когда я умру.»
«Тоже мне, бином Ньютона», — произнес внутри Нефедова какой-то незнакомый, глумливый голос, и он было хотел эти слова повторить и продолжить, но уперся, не повторил и не продолжил.
«Я… не скажу тебе, Вадим, — с запинкой проговорил он. — Но у меня есть мысль…»
Высказав эту свою мысль и собираясь уходить, Нефедов спросил его внезапно — Швец как раз заказал себе вторую стопку:
«Так ты знал, когда он умрет? Тот святой старец, ты знал, когда он умрет, и сказал ему?»
Швец сидел, уставившись пустым взглядом в стол. Свою стопку он уже выпил.
«Я знал это, как только его увидел, — ответил он. — Но не говорил ему, потому что думал, что так лучше. А он сказал, что это от дьявола, что я во власти темных сил. Хееее! — вдруг засмеялся Швец блеющим смешком. — Я разъярился на него тогда и сказал ему. Он так испугался… Приказал мне уходить и больше никогда не появляться в обители. Он велел мне бросить мое занятие как можно быстрее… Но я не во власти темных сил, Андрей», — прибавил он жалобно, взглядывая на Нефедова.
«Нет, — сказал Нефедов. — Конечно, нет.»
Он вышел из рюмочной, перешел дорогу и вошел в подъезд редакции. На часах было полвторого — время обеда. Он отсутствовал целый час. Наверху он застал одного Колпина: он быстро-быстро набирал что-то на компьютере. Нефедов сел за свой стол и застыл.
«Андрей! — позвал его Колпин, и Нефедов очнулся. — Тот актер…»
Он не договорил, да это было и не нужно. Нефедов уже глядел на список и видел, что фамилия старого актера, которого он встретил в метро, обведена траурной рамкой.
«Когда ты узнал об этом?» — спросил кто-то за Нефедова.