Едва я добежал до переднего «шевроле» и вскочил на подножку, наша куцая колонна тронулась. На окраине хутора притормозили. Из кузова достали ящики со снарядами и потащили их к сараю. Стоя у грузовика, я хорошо видел, как опустилась на грунт пушка и неузнаваемые с такого расстояния артиллеристы начали снимать с нее брезент. Видел, как подтащившие к орудию ящики со снарядами задержались на несколько секунд, видимо, прощаясь, и быстро рванули обратно.
Когда они пробегали мимо меня, я пытался определить, кого не хватает, кто остался у спрятанной за сараем пушкой. Не получилось. Внутри меня вдруг что-то произошло, ощущение было таким, будто распрямилась мощная пружина, разом сбросившая сжимавший ее тяжкий груз. На душе вдруг стало легко и свободно. Я понял, что произошло — ушел страх, я больше ничего не боялся. Последним бежал Аникушин.
— Поехали!
Он хотел проскочить мимо меня к заднему грузовику, но я прихватил его за плечо.
— Не спеши. На, держи, — я сунул ему в руки снятый с шеи бинокль, — тебе он нужнее будет.
— Чего?
— Того. Я остаюсь. Молчи, — оборвал я его, заметив, что хочет открыть рот, — молчи и слушай. Ты дорогу обратно помнишь?
— Помню.
— Забудь ее. На главные дороги не суйся. Уходи второстепенными на Лозовую. И никто с тебя не спросит, некому будет спрашивать. А спросят — вали все на меня. Скажи, что я приказал. Ты все понял?
— Да ничего я не понял. Какого…
— Времени для дискуссий нет. Не понял, так не понял. Главное, до Лозовой доберись. Хочешь, я тебе письменный приказ напишу?
— Твоим приказом только в сор…
Ба-бах! Гаубичный снаряд лег близким недолетом перед хутором. Немецкая артиллерия начала пристрелку.
— Все, давай!
Я толкнул ефрейтора к переднему грузовику.
— Стой! На, возьми. Командир танка просил родителям сообщить после освобождения Фастова. Адрес и фамилия там должны быть. Давай бегом, фрицы ждать не…
Ба-бах! Перелет. Я дождался, когда мимо меня проедет второй грузовик со скачущей на неровностях пушкой, и, загребая ногами снежное месиво, побежал к сараю, поддергивая съезжающую с плеча винтовку.
Илизаров из-за угла наблюдал за немцами. Уцелевший из первого взвода, тот, что вытаскивал раненого Пятакова, я никак не мог вспомнить его фамилию, и первый номер из расчета Илизарова, худенький, похожий на подростка красноармеец Денисов, торопливо набивали обоймы патронами. Мое появление у орудия встретили без удивления, Илизаров спросил только.
— А ты зачем?
— Затем же, зачем и вы. Должен же вам кто-то патроны подносить.
С этой позиции подбитый «артштурм» был хорошо виден. Внешне машина не имела никаких повреждений, люки были закрыты, но с первого взгляда было понятно, что машина мертвая. И машина, и экипаж. Я взял пустую обойму, вытащил из ящика черноголовый патрон и занялся делом.
Тем временем артобстрел хутора прекратился, выпустив десятка два снарядов, немецкая артиллерия замолчала. За танкистов я не волновался, их танку страшно только прямое попадание или совсем уже близкое накрытие, а вероятность такого случая при этой плотности огня нулевая. Хотя всякое бывает.
— К бою! — скомандовал Илизаров, и расчет занял свои места.
Пауза затягивалась.
— Чего-то фрицы время тянут. Глянь за угол, — обратился он ко мне, — когда пойдут — предупредишь. И смотри, вдруг пехота по оврагу подберется.
Я хотел взять винтовку, но Илизаров протянул мне свой ППШ. От угла в овраг вел довольно крутой спуск, натоптанный хуторянами, добиравшимися сюда пешком. После вчерашней оттепели его прихватило морозцем. Я уже собирался выглянуть за угол…
— Граната!!!
Инстинкт бросил меня на землю, и я, не удержавшись на краю спуска, съехал на дно оврага. Граната рванула в тот момент, когда я достиг нижней точки. Бах! Подхватившись, я рванул наверх. А там уже зачастил ППШ Денисова, застучали винтовки. Я уже достиг половины склона как… Бах! Бах! Еще две гранаты. Не удержавшись, я съехал на животе обратно. Наверху стало тихо. Неужели все? Стараясь не шуметь, я медленно взвел затвор ППШ и взял на прицел край склона — первого, кто высунется, срежу, и будь, что будет. В плен попасть я не боялся — озверевшие после Сталинграда фрицы, что из СС, что из Вермахта, в этих боях в плен никого не брали.
Сверху дважды коротко простучал МП и бухнула винтовка. Раненых добивают или просто страхуются. Подумав, я сдвинулся правее под крутой склон.
— Гыр-гыр-гыр-быр.
Пш-ш-шш, пш-ш-ш-ш, — ушли в небо две зеленые ракеты. Похоже, это и было сигналом к началу атаки — шум нескольких моторов я услышал довольно отчетливо. Наша возня у сарая не осталась незамеченной, и прежде, чем переть в лоб, фрицы решили подстраховаться с фланга. Умные, сволочи!
— Быр-гыр-гыр-быр.