Зенитчик-2

— Так точно, товарищ лейтенант!

За всей суетой появления Угрюмова никто не заметил.

— Да не ори ты так, не на плацу, — осадил мое рвение лейтенант. — Это правильно, похоже, недолго нам осталось в резерве сидеть. Устройство орудия изучили?

— Так точно! Теперь с командами при стрельбе разбираемся.

— Вижу. Ты Аникушина слушай, он мужик грамотный, в полку со дня формирования. Если бы не тот случай…

Лейтенант бросил выразительный взгляд на первого номера, тот отвел глаза.

— Если вопросы будут…

— Да пока нет, товарищ лейтенант, сами справляемся.

— Продолжайте.

Взводный ушел, а я накинулся на заряжающего.

— Станкус, команду «разряжай» никто не отменял.

Однако меня сильно заинтересовало, что же такого произошло, что Аникушин лейтенанту в глаза смотреть не может. Поначалу расчет отнекивался, но еще до ужина мне удалось их разговорить. Дело оказалось в обычном российском разгильдяйстве, точнее, в данном случае в российско-литовском. Произошло это еще в конце прошлого года. Полк расположился в только что освобожденной станице. Выделенный расчету дом оказался пустым, хозяева куда-то исчезли. Впрочем, куда они исчезли, можно было догадаться, так как в доме нашлась масса признаков совсем недавнего квартирования в нем немецких офицеров. В шкафу висела серая шинель с витыми погонами. На погонах было по одной квадратной «звездочке». Тут же на полке лежала черно-серая фуражка с высоко заломленной тульей. Почему немец бросил свое имущество, было понятно — жиденькая шинель, рассчитанная на среднеевропейскую зиму, мало чем могла помочь своему владельцу в донской степи, да еще и в конце декабря. Наверняка он нашел себе что-нибудь более существенное.

Если бы обнаруживший шинель дед Мазай просто закрыл дверцы шкафа, то дальнейших событий не произошло бы, но он как на грех заинтересовался.

— Это что же за чин такой?

Более грамотный Аникушин бросил взгляд на погоны.

— Оберст-лейтенант.

— Лейтенант… — разочаровался Мазаев.

— Не лейтенант, — поправил его ефрейтор, — а оберст-лейтенант. Подполковник по-нашему.

— Подполковник? Ну это другое дело.

Дед, взяв шинель за плечи, вытащил ее из шкафа и растянул, прикидывая размер.

— Слышь, Николай, а она же как на тебя сшитая.

— Скажешь тоже!

Отмахнулся заряжающий.

— Да не, точно говорю — твой размер. Ну-ка примерь.

— Да чтобы я фрицевскую шинель одел… — возмутился комсомолец Станкус.

Но Мазаева тут же поддержали кузены.

— Давай примерь, чего ты упираешься?

— Хоть немного подполковником побудешь.

— Ефрейтора по стойке «смирно» поставишь, — заржали оба.

— А что? И поставлю.

Станкус начал стягивать свой ватник.

— Делать вам нехрен, — высказал свое мнение Аникушин, но прямо запрещать ничего не стал.

Шинель и в самом деле была как на заряжающего сшита. Станкус начал застегивать пуговицы, Дед тут же напялил ему на голову фуражку.

— Ну ты вылитый фриц!

— Где ваш ком…

Закончить фразу вошедший в дом зампотех полка не успел, нос к носу столкнулся с немецким офицером. Все замерли, немая сцена. Как это ни странно, первым начал действовать именно зампотех — стал лапать себя правой рукой за задницу в поисках несуществующей кобуры с ТТ. Был он мужик вполне нормальный, но, как и большинство штабных, имел болезненное пристрастие к трофеям, особенно к пистолетам. Буквально пару дней назад он раздобыл офицерский «вальтер» и начал носить его по-немецки — слева на животе. Он и сейчас там висел, но от волнения зампотех по привычке полез к правому бедру. Станкус попытался объяснить, кто он такой, но испугался заряжающий ничуть не меньше зампотеха, поэтому объяснять начал на литовском, что только активизировало поиски пистолета.

— Товарищ капитан, это же мы!

Дед Мазай буквально повис на руке зампотеха.

— Это же заряжающий наш, Станкус! А шинель мы в доме нашли!

До зампотеха, наконец, дошло, что он не во вражеском тылу, а вокруг все свои.

— Ах вы!

Капитан стряхнул Мазаева со своей руки и пулей вылетел за дверь.

— Снимай шинель! Быстро! — завопил Аникушин.

Но было уже поздно. Карьера ефрейтора Аникушина была безнадежно погублена, по крайней мере, в этом полку. Комбату придержали третий «кубарь» до исправления морально-политического облика подчиненных. Короче, досталось всем. И по комсомольской линии в том числе.

Следующий день принес массу неприятностей, началось все с раннего утра. Когда мы, продирая глаза, выползли из нашей импровизированной полуземлянки, то обнаружили, что позиции батареи и поле вокруг засыпаны листками желтоватой бумаги, размером меньше половины обычного листа. Я нагнулся к ближайшему. «КРАСНОАРМЕЙЦЫ, КОМАНДИРЫ! Вам грозят, если вы перебежите к немцам, то ваши жены, дети и все родные будут сосланы в концентрационные лагеря или уничтожены…». И когда только фрицы успели? Выходит, проспали мы ночью самолет, но и фрицы промахнулись — сыпанули листовки не на станицу, а в поле и на нашу позицию. В конце традиционный пропуск и призыв «Не забудьте взять с собой шинели и котелки!». Ага, счас-с. Уже бежим. Неужели еще остались наивные олухи? Или эти бумажки из старых запасов?

— Бумаги-то сколько пропадает, — посетовал дед Мазай.