Директор гимназии отшатнулся от печки: по шестку двигалась вторая ложка.
- Видимо, действие каких-то подземных газов на деревянные предметы… - рассеянно бормотал директор.
А в это время по столу уже ползла картошка, все ближе и ближе к его краю.
Николай, охваченный необыкновенным волнением, не отрываясь следил за картошкой, пока она не упала на пол. Он перевел взгляд на девочку.
Вывернув плечи, придерживаясь руками за стену и всем телом подавшись вперед, она не сводила широко открытых глаз со стола, на котором лежала горка картофелин. Лицо ее было напряженным, мертвенно-бледным, по нему катились капельки пота.
Николай вскочил. Он хотел подбежать к ней, поддержать, чтобы она не упала, успокоить ее. Но его остановило странное выражение лица девочки. На нем не было страха. Не было растрогавшего его безволия. Ее лицо, фигура, поза были волевыми, жесткими, даже грозными.
- Батюшка! - запричитала старуха и рухнула в ноги городского головы. - Отселил бы ты нас куды-нибудь. Мочи боле нет с нечистой силой бок о бок жить. Соседи-то уж меня за колдунью почитать стали!
А Николай не мог оторвать взгляда от необычного лица девочки. Пока старуха валялась в ногах у городского головы, девочка села на табурет, закрыла глаза, бессильно бросила вниз руки, точно устала от тяжелой работы. На лицо ее медленно возвращался румянец.
- Ну, а что вы, молодой человек, думаете по этому поводу? - обратился к Николаю директор гимназии.
- В чудеса не верю. Но тут… тут ничего не понимаю…
Николай вновь взглянул на девочку и был снова поражен той переменой, которая мгновенно произошла в ней. Она стояла у стены. Румянец заливал ее щеки. На полуоткрытых обветренных губах и в полуоткрытых глазах вспыхивала робкая, загадочная усмешка.
Нет, никогда не видел Николай лица лучше этого.
Вскоре гости покинули заколдованный домик. Городской голова пообещал завтра же переселить старуху и внучку. А директор гимназии взялся собрать здесь ученых людей, чтобы подумать над чудесами.
Перед дверью Николай задержался.
- До свидания, - сказал он.
- Доброй дороги, доброй дороги! - пожелала старуха.
Внучка подняла глаза на молодого человека и улыбнулась ему какой-то неожиданной, искрящейся улыбкой. От этой улыбки у Николая забилось сердце, и так не захотелось уходить. Поглядеть бы еще на эту удивительную девочку, может быть, перекинуться с ней словом. Услышать ее голос. Но с улицы его окликнули, и он вышел взволнованный, утешая себя тем, что завтра же снова побывает здесь.
Эта была первая бессонная ночь в жизни Николая. Он до рассвета просидел в любимом отцовском кресле у потухшего камина.
Юноша закрывал глаза, и перед ним возникало бледное волевое лицо девочки из «заколдованного домика», ее неожиданная искрящаяся улыбка. Интуитивно он угадывал какую-то непонятную ему связь между этой девочкой и чудом, свидетелем которого он был. Чудо само по себе почему-то произвело на Николая меньшее впечатление, чем девочка. Она же показалась настолько необыкновенной, что невозможно было представить ее существование без чудес. Она сама была чудом.
Утром и днем Николая задержали дела, и в «заколдованный домик» он поехал только вечером. Так же, как вчера, ставни окон в доме были закрыты, а стража разгоняла любопытных.
Стражник сказал, что старуху и девочку вместе с вещами недавно куда-то увезли.
От этих слов Николая охватило отчаяние, но он сейчас же утешил себя тем, что все равно разыщет ее.
Он вошел в дом. В избе было совершенно пусто. Вдруг на полу среди мусора шевельнулась и двинулась скомканная бумажка. Но Николай совершенно спокойно взглянул на нее. Он был убежден, что теперь здесь не могло быть чудес. И действительно, бумажонку погнал ветерок.
Николай заглянул в горницу - маленькую, темную оттого, что ее крошечное окно упиралось в забор. Он подумал о том, что
Он заметил на полу маленький мяч, сшитый из тряпок, и с благоговением подобрал его.
«Как же ее зовут?» - подумал Николай.
- Наверное, Любовь… Любава, - ответил он вслух сам себе и улыбнулся своему неожиданному предположению.
Он вышел из дома. Постоял у ворот. На вопросы любопытных - ползают ли вещи? - ответил, что вещей в доме нет.
«С чего же начать поиски?» - подумал он и решил зайти к соседям.
Он поднялся на крыльцо такого же ветхого маленького домика и постучал в дверь. В сени вышла молодая женщина с красными, в мыльной пене, по локоть открытыми руками. Увидев барина, она принялась вытирать руки о фартук и пригласила Николая в дом. Но он отказался.
- Я только хочу спросить, - смущаясь, сказал он, - куда переехали ваши соседи - старуха и внучка?
Женщина уточнила:
- Панкратиха с Любавой?
- С Любавой? - бледнея, повторил Николай, и ему вдруг стало не по себе.
- Не знаю, барин. И не хочу знать. Что Панкратиха, что Любава - обе с нечистой силой знаются.
Николай ничего не ответил, спустился с крыльца, пересек двор и вышел на улицу.
- Быстрее. К городскому голове, - бросил он кучеру, вскочив в коляску.