- Ты и стихи и прозу читаешь отлично, - продолжал учитель, - следовательно, и артистический дар у тебя есть. Давай-ка поставим это под номером первым в жизненный план. А? Как ты смотришь?
- Не возьмут! Возьмут другого - безголосого, но по блату! - уныло сказал Никита и махнул рукой. - А! Ничему я не верю теперь!
- Ну, брат, уж тут ты явно перегибаешь палку. Талант всегда пробивает себе дорогу, пробивает через все препятствия. Ну вот, первый попавшийся пример: в Нижнем Новгороде Шаляпин и Горький попытались наняться в театр хористами. Горького взяли, а Шаляпину отказали за негодностью голосовых данных. Ну, как тебе известно, в итоге талант победил! Они же - эти два великих друга - пытались поступить сотрудниками в редакцию газеты. Шаляпина взяли, а Горькому отказали.
Теперь учитель перешел непосредственно к трагедии Никиты.
Отец возвратится. Никита будет жить с ним. А мама - мама может очень быстро разочароваться в своем избраннике, так часто бывает в жизни. И она не забыла сына, наверняка по-прежнему нежно и горячо любит его, но у нее тоже трудное положение: брошенный муж, сын, который ее не прощает, и влечение к другому человеку… А может быть, с отцом они всегда были разными, далекими людьми и жили до поры до времени вместе только ради него - Никиты. В жизни нередко случается, что и хорошие люди сходятся по ошибке, а потом вот жизнь не склеивается. Все это так сложно, так непросто разобраться, где правда…
Но утешительные слова учителя не доходили до сердца мальчика потому, что Николай Михайлович сам не мог в них поверить до конца. Он глубоко был убежден, что такая рана не зарубцуется у подростка, не останется бесследной эта травма и в формировании его характера, и в его взглядах на мир. «Когда нет детей - играйте в любовь! - думал Грозный. - А когда есть дети - это недопустимо!» Он обвинял мать Никиты! Он обвинял ее нового мужа!
Вот почему, утешая Никиту, он чувствовал свое бессилие и возлагал надежды только на то, что время - великий исцелитель. Одно радовало Николая Михайловича - он понял, что заронил в душу мальчика мечту.
6
В доме Кедриных царила суета. Они ждали гостей. А званые вечера проводились у них с сибирским гостеприимством: стол ломился от кушаний и вин. Покупные закуски и сладости считались недопустимыми. Все готовили дома: заливные блюда, холодец, традиционные яички-мухоморы с шапочками из помидоров, салаты, пироги с рыбой, пельмени, торты и пирожные. И тут ведущая роль принадлежала Лале. Для своих пятнадцати лет она, на удивление всем, умела и любила готовить и красиво сервировать стол.
Мать, Дора Павловна, только помогала: закупала продукты, чистила и резала овощи, пропускала через мясорубку мясо, носила из кухни в столовую блюда с уложенными Лалей кушаньями.
Отец Лали, Филипп Афанасьевич, был известным художником-пейзажистом. А мать - домашней хозяйкой. Дора Павловна обожала старину и прекрасно реставрировала мебель. Она покупала никому не нужное старье и собственными руками делала из него великолепные вещи. С этой целью она выезжала в другие города и порой привозила контейнеры с рухлядью.
Их квартира блестела позолотой рам, зеркал, горок, бюро, украшенных инкрустацией. В спальне под парчовым пологом стояли Широкие кровати, стену украшал старинный гобелен, изображающий Александра Невского в окружении воинов.
И лишь в комнате, где жила дочь, вся обстановка была подчеркнуто простой, современной. Она не разделяла увлечения матери, даже стеснялась его.
Гости появились вечером: старый знаменитый писатель, приехавший из Москвы, как он говорил, «последний раз» в родной город, и совсем молоденькая его жена, которую можно было принять за его внучку.
Дора Павловна - высокая полнеющая блондинка в ярко-желтом платье, с бриллиантами в ушах, на шее и на пальцах - встретила москвичей искренне радостными восклицаниями: она обожала принимать гостей.
- Филя! Филечка! Лаля! Встречайте!
Из гостиной торопливо вышел сияющий Филипп Афанасьевич, из кухни неторопливо появилась Лаля. И пока хозяин обнимал гостя и снимал пальто с его молодой жены, которая своими распущенными по плечам волосами и скромным коричневым платьем с белым воротничком напоминала десятиклассницу, Дора Павловна взглянула на дочь и мысленно ужаснулась: Лаля стояла непричесанная, в черных старых брюках и домашней белой кофте, полнившей ее. В чем готовила ужин, в том и вышла, только фартук сняла.
- Наша дочь Евлалия, - с гордостью сказал Филипп Афанасьевич, как всегда, не замечая, во что одета и как причесана Лаля.