Земной круг

Выбор Куликова поля как места сражения не был случаен. Здесь не только решалась судьба Московской Руси: у берега Непрядвы, у известняковых берегов начинался поединок за обладание великими дорогами, ведущими на Восток, путями к Черному морю.

Дмитрий Иоаннович привел с собою на Дон десять бывалых гостей-сурожан, связанных постоянно с Судаком и другими генуэзскими крепостями на Черном море. Он крепко наказал им запомнить все события, свидетелями которых они будут: обо всем, что произойдет на Куликовском поле, они потом расскажут в дальних землях.

Среди будущих вестников победы был сурожекий гость Константин Блок.

Пусть читатель также запомнит имя могучего Родиона Осляби, былого боярина из калужского городка Любутска. Мы вскоре увидим, что он прославился не только как участник битвы меж Доном и Непрядвой.

Когда его товарищ, чернец Пересвет, готовился начать свой поединок со страшным «печенегом» Челубеем, Ослябя успел сказать:

— Брате Пересвет, уже вижу на тели твоем раны тяжкие, уже голове твоей летети на траву ковыль, а чаду моему Якову на ковыле зелене лежати на поли Куликови…

Из этих слов можно сделать вывод, что под знаменем великого князя погиб Яков, сын Осляби. Но не только народная молва, а многие из наших историков считали, что и сам Ослябя-отец сложил свою голову в памятный день 8 сентября 1380 года…

В «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» подробно описана величайшая битва за Русь.

…В осеннем небе раскачивается огромное черное знамя Великого полка, и тень от него ходит из края в край Куликова поля.

Вещий Бобров в самое трудное для русских мгновение грянул на Мамая из своей дубравной засады.

«Стязи ревут, а погании бежат», — сказано в «Задонщине». Напрасно Мамай взывал о помощи сразу к четырем богам — Перуну и Салфату, Раклю и Гурсу, вспоминал «великого пособника Махмета». Они остались безучастными к судьбе «московского царя» Мамая.

Неуготованными дорогами татары бежали к лукоморью. Они скрежетали зубами, раздирали себе лица.

Когда битва окончилась, русские воины стали возвращаться в строй.

Костромичи Федор Сабур и Григорий Холопищев нашли великого князя под березой, утомленного боем. Он возвратился под свое знамя, и вскоре Куликово поле услышало медные голоса победных труб.

Двенадцать дней продолжались скорбные труды на берегу Дона. Триста тридцать высоких холмов выросли над братскими могилами, где спали вечным сном москвичи и новгородцы, ярославцы и муромцы, белозерцы и брянцы, псковичи и серпуховичи, коломенцы и переяславцы, костромичи и можайцы, рязанцы и дмитровцы…

Что же сталось с Мамаем?

Он бежал с Куликова поля лишь с четырьми своими князьями и, влачась по степям, добрался до Крыма.

Мамай еще хотел мстить Дмитрию Донскому, идти на него и всю Русскую землю и стал собирать новое войско.

На помощь генуэзцев он, видимо, уже не надеялся: ведь в Каффе и Судаке ожидали, что святой Георгий пошлет богатую добычу — русских рабов, дорогие меха, московское серебро. А весть о втоптанных в землю Куликова поля генуэзских латниках встревожила европейских обитателей Крыма.

Мамай пошел вновь в сторону Москвы, но где-то возле Ворсклы, в литовских пределах, Мамаево войско завидело на востоке тучу, пронизанную блеском железа и стали. Это были азиатские полчища Тохтамыша. Они вышли из Синей Орды, успели взять Сарай и теперь шли по Мамаеву душу.

Мамай бежал.

В те дни консул Каффы грелся у камина в зале, где стояла машина для пыток, а на стене висел герб города Генуи.

Ему донесли, что Мамай бродит в окрестностях города и просит убежища.

Возможно, в консульском замке и состоялась последняя встреча «московского царя» с его иноземными союзниками. Он им был больше не нужен.

Софоний, старец-рязанец, творец «Задонщины», уверял, что «фрязове», то есть генуэзцы, вели с Мамаем приблизительно такой разговор. Почему ты, поганый Мамай, спрашивали они, посягнул на Русскую землю? В давние времена была Залесская орда, но тебе не быть Батыем. У него было четыреста тысяч воинов, он с ними Русскую землю завоевал, от востока до запада попленил всё, потому что Бог наказал русских за их грехи. Вот и ты, Мамай, пришел на Русь с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А теперь ты бежишь с девятью спутниками в лукоморье, тебе даже не с кем зимовать в степи. Видно, хорошо тебя угостили русские князья, что с тобой теперь нет ни твоих князей, ни воевод. Крепко же они захмелели на куликовских ковылях. Так беги, поганый Мамай, от нас через Залесье!

Тут мы поправим старца-рязанца Софония. Генуэзцы ни в какое Залесье Мамая не отправляли. Они вдруг вспомнили, что когда-то он выживал их из приморских и горных деревень, суливших большие выгоды каффинцам.

К воротам Каффы уже подступили тохтамышевцы. Консул приветливо встретил их. Тут и решилась судьба Мамая.

Каффинцы, очевидно, дали понять победителям, что беглец будет немедленно выдан, если стороны договорятся насчет судьбы этих крымских деревень.

Тохтамыш согласился с условиями генуэзцев и, более того, отдал им еще девять цветущих поселений южного берега.