Земной Круг. Море Осколков

— Скара. — Королева Лаитлин решительно взяла ее за плечи и посмотрела своими суровыми, проницательными серо-голубыми глазами, резко возвращая ее в настоящее. — Скажите мне, что случилось?

— Мой дед ждал помощи от союзников. — Слова получались тихими, как жужжание пчелы. — Мы ждали воинов Утила и Горма. Они так и не пришли.

— Продолжайте.

— Он упал духом. Мать Кира убедила его заключить мир. Она отправила голубя, и Праматерь Вексен прислала в ответ орла. Если Оплот Байла будет сдан, воины Тровенланда отправлены по домам и армии Верховного Короля будет обеспечен свободный проход по нашим землям, то она простит.

— Но Праматерь Вексен не простила, — сказала Лаитлин.

— Она послала Светлого Иллинга в Йельтофт, чтобы погасить долг.

Скара сглотнула горькую слюну, и тонкая шея девушки в зеркале дернулась. Маленькое лицо принца Друина сморщилось от воинственной решимости, когда он ударял по Колючке игрушечным мечом, а она отводила его своими пальцами. Его детский боевой клич звучал в темноте, словно завывания от боли и ярости, и становился все больше и больше на них похожим.

— Светлый Иллинг отрубил голову Матери Кире. Он проткнул моего деда насквозь, и тот упал в костровую чашу.

Глаза королевы Лаитлин расширились.

— Вы… видели, как это произошло?

Облако искр, сияние улыбок воинов, увесистые капли, падающие с кончика меча Иллинга. Скара, содрогнувшись, вздохнула и кивнула.

— Я сбежала, переодевшись рабыней Синего Дженнера. Светлый Иллинг подбросил монету, чтобы решить, убить его или нет… но монета… — Она все еще видела, как та крутилась во тьме, отражая цвета пламени.

— Боги были с вами той ночью, — выдохнула Лаитлин.

— Тогда почему они убили мою семью? — хотела выкрикнуть Скара, но вместо этого девушка в зеркале нервно улыбнулась и пробормотала нужную молитву Тому Кто Поворачивает Игральные Кости.

— Они послали вас ко мне, кузина. — Королева крепко сжала плечи Скары. — Теперь вы здесь в безопасности.

Всю ее жизнь Лес был с ней, надежный как скала, и теперь от него остался лишь пепел. Высокий фронтон, простоявший две сотни лет, теперь обращен в руины. Тровенланд разорван на части, как дым на ветру. Безопасности теперь нет нигде, и уже не будет.

Скара заметила, что трет щеку. Она все еще чувствовала прикосновение к ней холодных пальцев Светлого Иллинга.

— Вы так добры, — прохрипела она, попытавшись сдержать едкую отрыжку. У нее всегда был слабый желудок, но с тех пор, как она сошла с Черного Пса, ее внутренности крутило так же, как и мысли.

— Вы — семья, а только семья и имеет значение. — Обняв ее на прощание, королева Лаитлин отошла. — Мне надо поговорить с мужем и с сыном… то есть с Отцом Ярви.

— Могу я вас спросить… Синий Дженнер все еще здесь?

На лице королевы отразилось недовольство.

— Он немногим лучше пирата…

— Не могли бы вы послать за ним? Пожалуйста?

Может, Лаитлин и была твердой, как кремень, но, наверное, она услышала отчаяние в голосе Скары.

— Я пришлю его. Колючка, принцесса пережила суровые испытания. Не оставляй ее одну. Друин, пошли.

Маленький принц серьезно посмотрел на Скару.

— Пока. — Он бросил деревянный меч и побежал вслед за матерью.

Скара уставилась на Колючку Бату. Ей пришлось смотреть снизу вверх, поскольку Избранный Щит возвышалась над ней. Очевидно, сама она гребнями не пользовалась. Волосы с одной стороны ее головы были подрезаны до темной щетины, а с другой завязаны в узлы и косички, и спутанные клубки были заколоты немаленьким состоянием в серебряных и золотых кольцах-деньгах.

Говорили, что эта женщина одна сражалась с семерыми мужчинами и победила, и эльфийский браслет, яростно сиявший желтым на ее запястье, был ей за это наградой. Женщина, носившая клинки вместо шелков и шрамы вместо украшений. Которая пристойность попирала сапогами и никогда не извинялась. Женщина, которая скорее разобьет дверь лбом, чем постучит.

— Я узница? — Скара собиралась сказать это с вызовом, но получился лишь мышиный писк.

Выражение лица Колючки было сложно понять.

— Вы принцесса, принцесса.

— По моему опыту разница небольшая.

— Похоже, вы никогда не были узницей.

Презрение, и кто бы стал ее за это осуждать? Горло Скары так перехватило, что она едва могла говорить.

— Ты, должно быть, думаешь, какая я мягкая, слабая, изнеженная дура.

Колючка коротко вздохнула.

— На самом деле я думала… о том, что чувствовала, когда увидела своего отца мертвым. — Ее лицо, быть может, не выдавало никакой мягкости, но голос выдавал. — И думала, что бы я почувствовала, если бы увидела, как его убивают. Если бы видела, как его убивают прямо у меня на глазах, а я не могу ничего поделать, только смотреть.

Скара открыла рот, но слов не нашлось. Это было не презрение, а жалость, которая душила ее куда сильнее.

— Я знаю, каково это, — напускать на себя храбрый вид, — сказала Колючка. — Отлично знаю. — И Скара почувствовала, что ее голова вот-вот лопнет.

— Я думала… что если б была в вашем положении… Я бы все глаза выплакала.