Земля шорохов. Поместье-зверинец

— Этот английский сеньор собирает зверей и птиц для своего jardin zoologico[32] в Англии, — продолжал Луна, — и, возможно, он захочет купить вашу птицу.

Старуха без всякого любопытства поглядела на меня сухими черными глазами.

— Как хотите, — сказала она наконец, — птица эта грязная и говорить не умеет. Мне принес ее сын, и, если ее можно продать, я буду только рада. Заходите, сеньоры, и посмотрите попугая.

Шаркая ногами, она привела нас в неизбежный внутренний дворик с растениями в горшках. Он был похож на колодец внутри дома. Увидев птицу, я еле сдержал радостный крик. Это был желтоголовый ара, редкий член семейства попугаев. Он сидел на остатках деревянного насеста, который, по-видимому, всю последнюю неделю он медленно и методично разрушал. Когда мы собрались вокруг попугая, он, держа в клюве щепочку, поглядел на нас, издал короткий гортанный звук и продолжил свою разрушительную работу. Луна бросил на меня быстрый взгляд своих сияющих глаз, и я энергично кивнул ему. Он глубоко вздохнул, с презрением оглядел попугая и повернулся к старухе.

— Самый обыкновенный попугай, — сказал он равнодушно, — но все равно сеньор согласен купить его. Вы, конечно, понимаете, что мы не можем позволить себе заплатить очень щедро за такую обыкновенную шкодливую птицу, которая к тому же не говорит. Сеньор никак не может дать вам за эту тварь больше, скажем, двадцати пяти песо.

Потом он сложил руки на груди и посмотрел на женщину, ожидая от нее взрыва негодования.

— Хорошо, — сказала женщина, — берите его.

Луна уставился на нее с открытым ртом, а она взяла попугая, бесцеремонно сунула его мне на плечо и протянула сморщенную руку за деньгами. Я торопливо достал бумажник, боясь, как бы она не передумала. Дар речи вернулся к Луне, только когда мы были уже на улице, а попугай удивленно и довольно кричал гортанным голосом над моим ухом. Луна уныло покачал головой.

— В чем дело, Луна? — спросил я. — Это замечательная птица, и мы купили ее баснословно дешево.

— Я рад за вас, — грустно сказал он. — Но когда мне встречаются люди, которые, не торгуясь, соглашаются с любой предложенной ценой, я боюсь за будущее Аргентины. К чему мы придем, если каждый будет так делать?

— Очевидно, жизнь станет гораздо дешевле, — заметил я, но он не хотел утешений и все ворчал, вспоминая поведение старухи. Свою веру в человечество он восстановил только после оживленного получасового разговора еще с одним владельцем попугая. Этот торговался за свою птицу до последнего.

Мы продолжали обход города, пока не стемнело, и все вместе принесли домой целый небольшой зоосад. У нас было пять попугаев (в том числе, к моей радости, еще один желтоголовый ара), два карликовых бразильских кролика с рыжеватыми лапками и белыми меховыми очками вокруг глаз и агути — большой грызун с черными глазами, тонкими конечностями и с нравом рысака, страдающего острым приступом нервной депрессии. Мы отнесли животных в дом Луны и выпустили их во дворике. Луна опять сколотил из своих родственников отряд и отправил его добывать повсюду пустые ящики, проволочные сетки, доски, молотки, гвозди и другое плотницкое снаряжение. Потом целых два часа мы строили жилища для моих приобретений. Наконец последнее из них было посажено в клетку, а мы с Луной уселись за стол и с аппетитом стали есть и пить. Из груды деревянных ящиков доносилось тихое ворчание и вскрики, которые для уха собирателя животных звучат райской музыкой. Потом, поставив рядом с собой большой стакан вина, я сел перед клетками, чтобы рассмотреть своих подопечных при свете фонарика, а Луна попросил принести гитару и пел мелодичные и грустные народные аргентинские песни, стуча иногда в гулкую деку гитары, как в барабан.

Все птицы, кроме ара, оказались синелобыми амазонскими попугаями. Все они были довольно ручные и умели говорить «Лорито», что в Аргентине равнозначно «Попке». Так как все они были примерно одного роста и возраста, мы посадили их в клетку вместе, и теперь они с фальшиво-многозначительным видом древних рептилий, который попугаи такие мастера напускать на себя, расселись рядком, словно присяжные, разодетые в яркие одежды. От плохого питания они совсем запаршивели, но, несмотря на их неопрятную внешность, я был доволен ими, так как знал, что через несколько недель хорошей кормежки они совершенно изменятся и после следующей линьки оперение их будет отливать лимонно-желтыми и синими тонами, а оттенки зеленого будут так богаты, что коллекция изумрудов рядом с ними безнадежно померкнет. Я осторожно завесил клетку мешковиной и услышал, как птицы отряхиваются, готовясь ко сну, — такой звук бывает, когда распечатывают колоду карт.