Зелёный шум

— Нет, нет, я побегу… Ты дожидайся. — Он вскарабкался на верх оврага и скрылся в лесной чаще.

За рулём

Ветки хлестали Гошку по глазам, царапали лицо, цеплялись за волосы. С немалым трудом он выбрался на лесную дорогу и прибавил шагу. Но тут ему послышалось, что где-то гудит мотор автомашины. Гошка присел за куст. Вой мотора всё усиливался, и вскоре из-за поворота дороги показалась грузовая трёхтонка. Она шла неторопливо, тяжело переваливаясь на узловатых корнях и кочках: ветви деревьев хлестали её по ветровому стеклу.

«А ведь это наша машина, клинцовская, — узнал Гошка, приметив на левой половине стёкла белёсый узорчатый след от удара камнем. — Куда это она?»

Трёхтонка поравнялась с Гошкой, и он разглядел за рулём машины шофёра Пыжова. Рядом с ним, напряжённо вглядываясь в лесную дорогу, сидел в кабине дядя Ефим.

«Вот оно как… И Пыжов вместе с дядей. Неужто они за поросятами приехали?» — похолодев, подумал Гошка.

Что было делать? Надо, видно, поскорее добраться до Клинцов, предупредить колхозников. И он припустился по лесной дороге. Но потом сообразил, что, пока он добежит до колхоза, поросят всё равно увезут. Уж не лучше ли вернуться обратно к оврагу.

Проехав ещё метров триста, Пыжов, по знаку Кузяева, остановил машину и вылез из кабины.

— Ну и дорога, чёрт ногу сломит! — выругался шофёр, осматривая колёса и рессоры. — Всю машину покалечим.

— Выдюжит твоя тарахтелка, ничего с ней не будет, — сказал Кузяев, вылезая из кабины и оглядываясь по сторонам. — Вот мы и добрались.

— Где же твои дрова? — спросил Пыжов.

— Сейчас увидишь, — ухмыльнулся Кузяев. — Шагай-ка за мной.

Он достал из кузова машины несколько пустых мешков и, держась за кусты, стал осторожно спускаться в овраг. Пыжов развернул машину и, недоумевая, полез следом за Кузяевым. Странная какая-то поездка. Ефим попросил его вывезти из лесу заготовленные на зиму дрова, но никаких дров не видно. Зато, спустившись в овраг, Пыжов увидел загончик из кольев и в нём полдюжины рослых поросят.

— Вот они какие, дровишки-то, у меня, — засмеялся Кузяев. — С жирком, со щетинкой!

— Погоди-погоди, — оторопел Пыжов. — Это уж не беглецы ли из лагеря?

— Возможное дело. Ну да меня это не касается. Словил, приютил — значит, вроде мои.

— Что-то ты чересчур густо загребаешь, Ефим. Я такие дрова возить не согласен.

Он вдруг умолк и вытянул шею — от родничка с ведром в руках шагал Митька. Он вошёл в загончик и принялся поить поросят.

— Вот оно как! — шепнул Пыжов. — Так вы, значит, на пару с сынком работаете!

— Где там на пару, — растерянно забормотал Кузяев, оглядываясь по сторонам: кажется, кроме Митьки, в овраге больше никого не было.

Он подошёл к дверце загончика и с деланным добродушием обратился к Митьке:

— А-а, сынок! Страж колхозный? Ты зачем здесь?

Митька выпрямился и подозрительно оглядел отца и Пыжова.

— А вы… вы зачем здесь? — заикаясь, спросил он.

— Я, понимаешь, беглых поросят тут словил. — Ефим решил говорить начистоту. — А сегодня машина подвернулась. Вот и хочу их увезти да к делу пристроить.

Он вошёл в загончик, поймал поросёнка и, сунув его в мешок, кивнул шофёру:

— Тащи, Семён.

— А может, оставишь эту затею? — заметил Пыжов.

— Давай-давай, не мéшкай!

— Смотри, Ефим, не поздоровится тебе.

— Ничего, всё обойдётся, — успокоил его Кузяев. — Да и ты внакладе не останешься, за услугу с лихвой заплачу.

Пыжов покраснел. До коих же пор ему будут твердить, что он любит прирабатывать «налево».

Одно дело подвезти до базара колхозниц, но помогать сбыть колхозных поросят — это уж слишком…

«Ну погоди ж… Я тебе покажу «с лихвой заплачу», — подумал Пыжов и, взяв поросёнка, понёс его к машине.

Митька бросился было вслед за шофёром, но Ефим остановил его у дверцы загончика:

— А ты пока здесь побудь.

— Батя, ты куда поросят повезёшь? — испуганно спросил Митька. — Продашь кому-нибудь, налево загонишь?

— Сам понимаешь, не обниматься же мне с ними! Всё равно брошены поросята.

— Не брошены они, — поспешил сообщить Митька. — Это из лагеря. Мы их с Гошкой нашли. Скоро за ними подвода приедет.

— Какая ещё подвода? — нахмурился Ефим. — Я этих поросят, можно сказать, из болота вытащил, отходил.

— Батя… — задыхаясь, заговорил Митька. — Ну зачем так, зачем? Сделай хоть раз по-честному. Отвези поросят в лагерь. Скажи, что в лесу их нашёл. Тебе же спасибо скажут.

— Мне, понимаешь, деньги сейчас позарез нужны, — признался отец. — Долги надо вернуть. Адвоката нанять. Знаешь, что меня судить собираются?

— Ну и пусть! — вырвалось у Митьки. — По-честному сделаешь, может, и не так строго засудят.

— Ладно, сынок, — вздохнул Ефим. — В последний раз такое дело. Развяжемся с этими Клинцами, переедем в город, и всё по-другому пойдёт.

Митька поглядел на высокую изгородь из кольев, на отца, который стоял у дверцы и не спускал с него глаз, — значит, он сейчас как под стражей.

— А всё равно я молчать не буду! — выкрикнул Митька. — Хватит! Довольно с меня!

Ефим тяжело задышал: