Зелёный шум

— А как же? Полное им освидетельствование было, по всем статьям, — продолжала Александра, наклоняясь над столом. — И болезнь доктор назвал. Как её? Вот уж не вспомню. Слово-то трудное, язык поломаешь. Ну, вроде нутром поросята маются. От зелёного овса, значит.

Гошка, словно от боли, еле слышно застонал и придвинулся к матери:

— Мама! Ну зачем так, зачем? Это же неправда всё! Не было этого!

Александра вскинула голову и встретилась с глазами сына. Они смотрели на неё в упор, с ожиданием и тревогой. Кровь бросилась матери в лицо.

— Да ты… ты что? Рехнулся? — раздражённо заговорила Александра. — И такое матери смеешь сказать! Что ж я вру, по-твоему, обманщица? А ну, повинись сейчас же… — И она схватила сына за плечо.

Гошка вырвался и резко вскочил из-за стола, так что табуретка с грохотом отлетела в сторону.

— А вот и врёшь! Обманщица! — не помня себя, громким и каким-то свистящим шёпотом выкрикнул он, торопливо роясь в карманах пиджака. Найдя пакетики с крысиным ядом, он кинул их на стол и бросился к двери.

— Гошка! Вернись! — позвала Александра, но тот уже исчез.

— Вот это детки пошли, — сказал кто-то за соседним столиком. — Нравные.

Вздрогнув, Александра перевела взгляд на Никитку, который, забыв про обед, беспокойно поглядывал на дверь чайной:

— Чего это он, как чумной, сорвался?

Никитка пододвинул пакетики ближе к Гошкиной матери.

— Это что такое? — спросила Александра.

— Яд, тётя Шура.

— Какой ещё яд?

— Крысиный. Нам его с Гошкой в лечебнице дали. Врач выписал.

— В лечебнице? Да разве вы… — Александра запнулась.

— Ходили, тётя Шура. — Никитка торопливо рассказал, как они с Гошкой целое утро сидели в очереди, как доктор вскрыл дохлого поросёнка, как дал им крысиного яду. — И зачем вы Гошку обманули? — с обидой упрекнул он Александру.

Александра молчала. Опустив на колени руки, она оцепенело смотрела на весёлую, в крупных цветах, клеёнку на столе.

Никитка осторожно тронул Александру за рукав:

— Тётя Шура, пойду я. Гошку поищу.

— Да-да, — очнулась Александра. — Зови его. Домой пора ехать.

Подслушанный разговор

Никитка разыскал своего дружка около саней. Гошка прилаживал к валенкам лыжи. Лицо его было хмуро, на лоб набежали морщины, ноздри всё ещё сердито раздувались.

В такие минуты ребята обычно звали Гошку «ёж колючий» или «петух-хорохор».

— Ну, чего ты убежал как ошпаренный? — заговорил Никитка. — Мать-то как разобиделась.

Гошка резко вскинул голову:

— А зачем она так…

— Подумаешь, беда, — усмехнулся Никитка. — Ну, приврала немного. Все они, матери, такие. Я вчера спросил у своей рубль на кино. «Нету», — говорит. А я знаю, в сундуке под бельём у неё девятьсот рублей лежат. И даже нафталином пропахли.

— То рубль на кино, а тут такое дело.

— Или ещё вот, — продолжал Никитка. — Тятька из города в воскресенье приедет, так мамка охает, стонет. И тут у неё болит, и там свербит. Тятька, как заведённый, крутится. А уедет — у мамки все хвори как рукой снимет…

— Так что ж, и нам с тобой тоже привирать да обманывать? — перебил его Гошка.

Он наконец затянул ремни на валенках и взялся за лыжные палки.

— Ты куда? — удивился Никитка. — Там же щи стынут и котлеты.

— Уминай за двоих, а я пошёл, — отмахнулся Гошка и, высоко поднимая лыжи, выбрался на обочину дороги.

Но снег, прогретый за день солнцем, стал рыхлым и липким, и лыжи никак не хотели скользить.

Гошка с силой оттолкнулся палками и порвал на левой ноге крепление. Чертыхнувшись, он вскинул лыжи на плечо и зашагал по чёрной от вытаявшего навоза мостовой.

«Вожжа под хвост попала. Теперь не остановишь», — подумал Никитка. Он взял из саней свои лыжи и бросился догонять приятеля.

— Тоже мне «нравный»… — с досадой заговорил Никитка. — Не хочешь — не разговаривай с матерью, а зачем же от подводы отказываться? Теперь вот хлебай киселя восемнадцать километров.

— А мы с попутной машиной доедем. — Гошка остановился и стал «голосовать» проходящим грузовикам. Потом вдруг вспомнил про пакетики с крысиным ядом.

— Зачем они теперь? — удивился Никитка. — Всё равно шпитомцев-то нет.

— Надо. Кузяеву покажем. Пусть он не наговаривает на нас, — сказал Гошка и попросил Никитку сходить за пакетиками. Сам же он за это время поищет попутную подводу или машину.

Никитка согласился и отправился в чайную.

Но едва он только вошёл туда, как заметил, что за столиком рядом с Гошкиной матерью сидит Ефим Кузяев.

Они сидели спиной к Никитке и о чём-то вполголоса разговаривали.

«Ага, и Кузяев здесь», — подумал Никитка, придвинулся ближе и, прижавшись к стене, невольно прислушался.

Официантка принесла Кузяеву графинчик с водкой и закуску. Тот разлил водку по стаканам и потянулся к Александре чокнуться.

— С удачной тебя распродажей, сестрица!

Александра пить отказалась и отодвинула стакан в сторону. Кузяев выпил один.

— Ну-ну, как знаешь. А я ведь в соседнем зале сидел. Давно хотел к тебе перебраться, а ты тут с ребятами лясы точишь. И откуда их принесла нелёгкая?

— Они сами по себе, по своим делам приехали, — уклончиво ответила Александра.