Зеленый Дом

— А пепел долетел бы до самой Лимы, — сказал Хосе. — Но только надо было бы спасти Мангачерию.

— Еще бы, ясное дело, — сказал Обезьяна. — Уж мы бы что-нибудь придумали.

— Мне было лет пять, когда случился пожар, — сказал Хосефино. — Вы что-нибудь помните?

— Как он начался, не помню, — сказал Обезьяна. — А на следующий день мы пошли туда с ребятами из нашего квартала, но нас прогнали фараоны. Говорят, те, что первыми прибежали, растащили пропасть барахла.

— Я помню только, что пахло гарью, — сказал Хосефино. — И что виден был дым, и что много деревьев обуглилось.

— Пойдем попросим старика, чтобы он нам рассказал. Угостим его пивом, — сказал Обезьяна.

— Разве это не вранье? — сказала Дикарка. — Или они говорили о другом пожаре?

— Мало ли что болтают пьюранцы, девушка, — сказал арфист. — Не верь ни единому слову, когда они говорят про это. Чистые выдумки.

— Вы не устали, маэстро? — сказал Молодой. — Скоро семь, можно идти домой.

— Мне еще не хочется спать, — сказал дон Ансельмо. — Посидим, пока переварится завтрак.

Облокотившись на стойку, непобедимые уговаривали Чунгу: пусть она позволит ему посидеть с ними, что ей стоит, они только немножко потолкуют, пусть милая Чунга не будет злючкой.

— Все вас очень любят, дон Ансельмо, — сказала Дикарка. — Я тоже, вы мне напоминаете одного старичка из моих краев, которого звали Акилино.

Такие симпатичные, такие щедрые, — сказал арфист. — Они посадили меня за свой столик и угостили пивом.

Он вспотел. Хосефино вложил ему в руку стакан, он залпом осушил его и крякнул. Потом вытащил пестрый носовой платок, вытер лоб и густые белые брови и высморкался.

— Просим вас, как друга, старина, — сказал Обезьяна, — расскажите нам про пожар.

Арфист пошарил рукой по столу и, вместо своего стакана схватив стакан Обезьяны, одним духом опорожнил его. О чем они говорят, какой пожар? И он снова высморкался.

— Я был тогда еще ребенком и видел пламя с улицы Малекон. И люди бежали с дерюгами и с ведрами воды, — сказал Хосефино. — Почему вы не хотите рассказать нам, арфист? Что вам сделается, ведь прошло уже столько лет.

— Не было никакого пожара, никакого Зеленого Дома, — утверждал арфист. — Все это выдумки, ребята.

— Зачем вы смеетесь над нами? — сказал Обезьяна. — Соберитесь с духом, арфист, расскажите нам хоть самую малость.

Дон Ансельмо поднес два пальца ко рту, показывая, что хочет курить. Молодой подал ему сигарету, а Болас поднес спичку. Чунга погасила огни в зале, и солнечный свет потоком хлынул в окна и щели. На пол и стены легли желтые пятна, заиграли отсветы на кровле из, оцинкованного железа. Непобедимые продолжали приставать к старику: это правда, что некоторые девицы обгорели? Правда, что дом подожгли, гальинасерки? Он был в помещении? Отец Гарсиа это сделал просто по злобе или по религиозным мотивам? Правда, что донья Анхелика спасла Чунгиту, а не то она сгорела бы заживо?

— Все это сказки, и больше ничего, — уверял арфист. — Люди нарочно выдумывают всякие глупости, чтобы позлить отца Гарсиа. Пора бы оставить в покое бедного старика. А теперь, прошу прощения, мне надо работать, ребята.

Он встал и, вытянув руки, засеменил в тот угол, где располагался оркестр.

— Видите? Он, как всегда, придуривается, — сказал Хосефино. — Так я и знал.

— В таком возрасте уже размягчаются мозги, — сказал Обезьяна. — Может, он все забыл. Надо бы расспросить отца Гарсиа. Только у кого хватит смелости.

И тут раскрылась дверь и вошел патруль.

— Пройдохи, — проговорила Чунга. — Пришли выпить на дармовщинку.

— Патруль — это значит Литума и еще два фараона, Дикарка, — сказал Болас. — Они наведывались сюда каждый вечер.

II