Зеленая кнопка

Но в такой атаке слишком велик вес любого случайного выстрела, очереди, которая неизвестно кому и в какое место достанется. Поэтому старший сержант предпочел вести позиционную перестрелку. Тем более что торопиться взводу было некуда. По времени проведения операции нас никто не ограничивал, кроме обстоятельств, возникающих на местах.

Позиционная перестрелка свое дело делала. Ряды защитников пещеры таяли на глазах. Вскоре бандиты наконец-то поняли, что при такой войне все они скоро будут перебиты, и стали прятаться за самые крупные камни. Время от времени они, не глядя, высовывали оттуда стволы автоматов и посылали вперед короткие очереди. Длинную с одной руки не дашь – автомат в сторону отбрасывает. А чтобы стрелять с двух рук, следовало из-за камня высунуться. Такое противостояние могло утомить любого бойца с той и с другой стороны.

Но в это время в дело вступили мои снайперы. Стреляли они поочередно. Использовали обычную тактику, проверенную временем и многими боями. Один стрелял в камень. Пуля «Выхлопа» некоторые из них, не слишком крупные, могла и расколоть, но большинство камней, как правило, удар пули выдерживали. Однако по нервам человека, который прятался за камнем, тяжелые пули били нисколько не хуже, чем кулак по носу. Противник пытался перебежать за другой, более мощный камень. В это время в работу вступал второй снайпер, который и валил «духа».

Тактику работы снайперов я знал, сам учил их этому. А понял, что они начали работать, не по грохоту выстрелов, которого не было, а по ударам пуль в камни. Они били в них весьма звучно, со смаком. Эта тактика наносила бандитам значительные потери. Да и я помогал, пользовался тем, что нахожусь в темноте, и посылал пулю за пулей в тела бандитов, открытые мне для прицеливания. Моя работа давала весьма ощутимые результаты.

Прекратились взрывы гранат, которые тоже не доставляли бандитам ничего приятного. Их было не так уж и много, боезапас у взвода вряд ли закончился. Видимо, сыграло какое-то другое обстоятельство. По моим представлениям, старший сержант Раскатов приказал прекратить броски гранат, чтобы не ослеплять снайперов и других бойцов, пользующихся тепловизионными прицелами.

Я по своему опыту хорошо знал, что взрыв гранаты дает обязательную вспышку, которая на некоторое время «ослепляет» тепловизор и мешает вести прицельный огонь. Даже мне, на моей задней позиции, эти вспышки сильно мешали прицеливаться.

Кроме того, бандит, пораженный осколками гранат, может и не подняться из-за своего бруствера. Тогда будет непонятно, сколько боеспособных противников еще осталось. Это было видно только мне с моей позиции. Но у меня не было на голове шлема с гарнитурой связи, чтобы сообщать результаты.

Осколки время от времени летели и в мою сторону, со свистом рассекая воздух над головой. Какой-то из них вполне мог бы меня и задеть – дистанция позволяла. Тем более что я был без шлема, который выдерживает даже пистолетную пулю, выпущенную с пятиметровой дистанции, не говоря уже об осколках гранаты.

Раньше, помню, когда у нас еще не было комплектов оснастки «Ратник», мы в спецназе предпочитали не пользоваться металлическими касками, считали, что, если попадет что-то в голову, значит, так и суждено. Сейчас наши привычки изменились. Изначально шлемы, особенно противоосколочные очки, сильно мешали нам прицеливаться, создавали определенное неудобство. Это было тогда, когда комплекты оснастки «Ратник» только пришли к нам на испытания. Мирило нас с необходимостью носить шлемы только наличие в них системы связи. Потом уже выработалась привычка, а следом за ней и необходимость. Стало иногда даже жалко свою голову подставлять под шальную пулю или осколок.

Один из них, кстати, разорвал полог, прикрывающий вход в грот, занятый эмиром, и легкий луч слабого света лег на каменно-земляной пол в трех метрах передо мной. Впрочем, это не демаскировало меня. Я продолжал спокойно, прицельно стрелять, пользуясь тем, что глушитель на стволе прекрасно справлялся еще и с обязанностями пламегасителя.

Тепловизор давал мне возможность пересчитать бандитов, которые остались за бруствером и вяло отстреливались. Их было всего семеро. Они то ли не решались сдаться без приказа, то ли проявляли свой характер прирожденных воинов, отказывались бросить оружие и поднять руки. Тут играл свою роль еще и другой фактор. Среди боевиков, оставшихся боеспособными, могли найтись один или два фанатика, которые пристрелят того, кто первым поднимет руки.

Я успел сделать еще три прицельных выстрела, когда на каменно-земляной пол перед моей позицией легла основательная полоса света. Не поворачивая головы, я догадался, что у эмира Дадашева кончилось терпение. Он сначала выглянул, посмотрел, дождался, когда я произведу последний выстрел, после чего шагнул вперед.

Али Илдарович сделал это совершенно напрасно. Любой из моих бойцов мог выстрелить в него, просто страхуя меня. Они не знали, кто подходит ко мне сзади. А эмир, ко всему прочему, был даже без бронежилета.

– Товарищ подполковник, лежать! – скомандовал я.