Зелень. Трава. Благодать.

Сес тихо посапывает и улыбается во сне, лежа поперек кровати на обеих подушках сразу. Я целую ее в лоб, снимаю иглу с пластинки и выключаю свет. Затем иду к нам в комнату, кладу Зеленухыча в убежище, раздеваюсь до трусов и забираюсь к себе на верхотуру, стараясь не задеть Стивена, блюющего в тазик на своей кровати, и Сесилию, которая всхлипывает и поддерживает ему голову. Я говорю ей Спокойной ночи, ма, храни тебя Бог, а меня уволь.

Она смеется, продолжая при этом шмыгать носом:

— Эй, ты там как — следишь за моими пластинками?

— Глупый вопрос, — отвечаю я.

— Они в порядке?

— Чувствуют себя прекрасно. Купаются в моей любви и внимании.

— И Сес тоже, да? — спрашивает она.

— Да, и Сес тоже, — отвечаю я ей.

— Круто.

— Приходи тоже к нам слушать. В конце концов, это ведь твои пластинки.

— Знаю. Приду обязательно. Как только прекратится весь этот бардак. Привет им там от меня.

— Непременно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

В окно дует холодный и резкий ветер. Стивен блюет и плачет. Чтобы согреться, я натягиваю одеяло по самую шею. Сон и грезы, уже второй раз за ночь.

13

Воздайте хвалу Господу и передайте-ка мне вон те соленые фисташки. Благослови вас Бог и доброго вам утра, мудозвоны, маразматики, мямли, мимы, мамы, братья, акробатья, сиськоненавистники и иконоборцы, флагоборцы и флагомашцы, садовники, землепашцы и газонокосители. Вроде никого не забыл. Доброе утро, Стивен Зловоннодрыхнущий и верный таз. Доброе утро, Майк Шмидт. На, получай плевок в глаз бумажным шариком, урод придурочный. Поразмысли-ка на тему «Почему я родился таким тупорылым ублюдком?», пока я схожу поставлю пластинку. Хватаю, что первое попалось: Чарли Паркер, «Jazz At the Philharmonic 1949». Бом! Бам! Шлеп! Ладонями плещу себе на лицо водой из крана. Подмышки пахнут нормально. В душ лезть незачем. Просто намочу голову, причешусь и пойду. Я смачиваю волосы, пританцовывая отправляюсь назад к себе в комнату, там хватаю Зеленухыча и, все так же пританцовывая, возвращаюсь в ванную, а Стивен уже тут как тут: блюет в унитаз.

— Йоу, Стивен, — приветствую я его. — Прекрасно выглядишь.

— Йоу, — стонет он в ответ. — Спасибо.

— Как себя чувствуешь?

Тут он сблевывает в унитаз:

— Лучше некуда.

— Возможно, между рвотой и выпивкой существует какая-то связь, — говорю я.

— Очень вряд ли, — говорит он. — Что, бля, за херь ты там поставил?

— Чарли, бля, Паркера, дятел. Что-то не устраивает?

— Нет, по крайней мере у них только музыка, и тебе некому подпевать.

— Что такое? — спрашиваю я. — У меня хороший голос. Спроси любого кота у нас под окном.

В ответ Стивен ухмыляется. Лично мне вряд ли хотелось бы ухмыляться, общайся я с унитазом столь же тесно, как Стивен, чтобы можно было разглядеть в нем свое отражение.

— Вчера вечером я тобой гордился, ты, баклан, — говорит он.

— Это почему же? — спрашиваю с опаской — а вдруг он откуда-то прознал, что мы с Грейс целовались? Тогда не миновать мне пытки.

— Классный номер ты отколол на спортплощадке, — говорит он. — Когда читал проповедь про сиськи. Очко у тебя ничего, крепкое.

— Спасибо, приятель. Делов-то, — говорю я. — А с теми ребятами что?

— Всех ночью отпустили из больницы. Ушибы, кровотечения, переломы. У одного треснуло несколько ребер. У другого перелом запястья.

— Уверен?

— Ага. Вчера общался там с одним в «Донохью», а он как раз работает в той больнице.

— Больше ничего не слышно?

— После этого все как-то смутно. Что было, когда я пришел? Ты не спал?

— Я ничего не слышал, — вру ему я. — Ты, наверное, как зашел — сразу наверх спать.

— А как таз у кровати оказался? — спрашивает он.

— Это я. Ты издавал такие звуки, как будто тебя сейчас стошнит.

— Как блевал, помню. А папу я не разбудил?

— Нет, но тебе неплохо бы притормозить. Твои лучшие алкогольные годы еще впереди.

— Это верно. — Смеется, превозмогая тошноту. — Я решил завязывать, Генри, — добавляет он серьезно.

— Как? Когда? Десятилетний план уже готов? — спрашиваю я, а сам не верю в это и выдавливаю струйку геля себе на ладонь, чтобы затем втереть его в великолепную шевелюру.

— Сегодня, — говорит он. — Буду серьезней относиться к вещам. Приведу наконец себя в порядок.

— Снова пойдешь в школу? — спрашиваю я.

— В школу? Еще чего. Лучше на хер сдохнуть. Пойду сдавать экзамены на почтальона и пожарника.

— Не становись почтальоном, не надо, — говорю я. — Лучше возвращайся в школу.

— Генри, я едва-едва доучился в десятом классе. — Блюет.

— Да ты не особо-то и старался. Папа был бы просто счастлив.

— Да пошел он на хрен, — огрызается Стивен.

Мы оба ненадолго умолкаем. Стивен распластался на унитазе. Я причесываюсь и пшикаюсь дезодорантом так, словно тушу пожар.

— Вчера на спортплощадке у кого-нибудь были стволы? — озабоченно спрашиваю я.

— Ральф Куни все меня пугал, — отвечает он.

— Слышал. Но у него он и вправду был?

— Да брось. Ральф и из водяного-то пистолета выстрелить толком не может. Пиздит он все, Генри.

— Вчера я видел его в толпе во время драки. И он был с битой, нет разве?