Зельда Марш

— Мне нужны деньги, Джерри. Может быть, вы…

— Милая! Конечно! Сколько вам надо?

— Не знаю, покажется это вам много или мало… мне нужно две сотни.

— Всего-то? Какая вы забавная! Я дам вам в десять раз больше, если вы скажете то слово, которого я жду…

— Нет, мне больше не надо. Двести. Я видела одну вещь, которая мне ужасно понравилась. Никогда мне ничего так не хотелось…

— Зельда! Я так рад, что могу… Я сию минуту выпишу вам чек.

Он достал из кармана вечное перо и чековую книжку и, готовясь писать, повернулся к Зельде.

— Я напишу на пятьсот, хорошо?

— Нет, нет, я не возьму столько.

— Ну, триста.

— Нет, Джерри, мне надо двести и ни цента больше.

Она смотрела, как он вписал цифру и подписался, потом взяла бумажку в руки и, еле дождавшись, пока обсохнут чернила, засунула ее поглубже в чулок.

Часы текли. Надо было играть взятую на себя роль, отвечать улыбкой на улыбку, взглядом на взгляд, покоряться горячим объятиям и поцелуям, кокетничать, дурманить, баюкать обещаниями, пока, наконец, она не очутилась на улице с драгоценной бумажкой в чулке и решением навсегда прекратить эти вольности. Она ненавидела себя, когда Джерри обнимал ее, когда она отвечала на его жадные взгляды, когда притворялась, что скоро согласится на то, чего он добивался.

— Ну, прощайте, Джерри, прощайте, милый. Спасибо за чек! Завтра увидимся, непременно. Проведем вместе день, а, может быть, скоро и вечер… До свиданья!

Автомобиль скрылся из виду, и она с тяжелым сердцем торопливо направилась в гостиницу. Там разменяла чек, уплатила по счету, и, сунув остальное в перчатку, пошла к человеку, купившему Бастера.

Глава восьмая

1

Комната миссис Кассиди походила на хозяйку: такая же обтрепанная, унылая и запущенная. Колченогая, ломаная мебель, вытертый до основания ковер, темнота, пыльный пол. Засаленные занавеси на высоких окнах, выходивших на какую-то свалку битых бутылок и пустых ящиков. Высокая стена напротив закрывала доступ солнцу.

Но Зельда была довольна. Купила керосинку, кастрюли и сковородки и готовилась стряпать для Джорджа и себя. Жизнь приобрела для нее новый интерес. Ее не пугала перспектива существования в таких условиях. Джордж в своем покаянном настроении был снова Джорджем прежних дней, когда только началась их дружба. С таким кротким и веселым товарищем было приятно проводить время. Помогать же ему, быть ему советчицей — еще приятнее. Она увлекалась этой новой ролью, строила планы, собирала деньги. Благодарность и смирение Джорджа трогали ее. Он старался шутками смешить ее до слез. Иногда, когда он сам веселился не меньше, чем она, Зельда глядела на него и думала: «Если бы ты был всегда таким, я могла бы любить тебя, любить по-настоящему».

Она не говорила этого вслух. К чему? Их тесная близость, дружеские беседы, то, как она вдруг начинала ерошить ему волосы или в порыве нежности прижимать к себе его большую голову, говорили красноречивее слов, что она все забыла и привязалась к нему сильнее прежнего.

И постоянной ее мыслью, сознательной или бессознательной было: «Я сказала, что искуплю вину перед ним, и искуплю!»

2

Джордж сделал первый шаг к примирению с Джеком Койном, а Зельда окончательно уладила все. В летнее время бывал большой спрос в городках и поселках на гимнастов, жонглеров, водевильных актеров. Был сезон ярмарок, местных праздников. И Койн, хотя еще и не совсем простил Джорджу его высокомерный разрыв с ним, согласился возобновить отношения. Зельда откровенно объяснила ему их положение, сумела подкупить его любезностью, и в первую же неделю Джек послал их на четыре дня в Салинас. Зельду радовало, что она снова работает, честно зарабатывает свой хлеб. Она снова чувствовала почву под ногами.

— Если Джекки даст нам возможность выступить во Фриско, — сказала она однажды Джорджу, — тебе следует написать Моррисону и попросить его прийти посмотреть нас.

— Жалко денег на марки, — покачал головой Джордж, — Это не Нью-Йорк и не Чикаго. Письмо не дойдет: первый попавшийся мальчишка бросит его в сорную корзину… Нам одна дорога: скопить денег и махнуть снова на восток.

— А ты все-таки попытайся, — настаивала Зельда. — Когда-то ты говорил мне, что я каркаю. А теперь ты делаешь то же самое.

— Ну, хорошо. Напишу, раз ты хочешь, малыш… Подумать только, недавно я хотел умереть — но сейчас, благодаря тебе, мне кажется, что жить очень даже стоит.

Они стояли у открытого окна своей комнаты в гостинице того местечка, где выступали в эти дни. Была поздняя ночь, они давно воротились из театра и собирались лечь. В теплом воздухе пахло зреющими плодами, хлевом, свежескошенной травой и остывающей от дневного жара землей. Городок блистал огнями: был субботний вечер, и со всех окрестных ранчо съехались повеселиться фермеры. Салуны и игорные дома вдоль главной улицы кишели людьми. Издалека, из какой-то танцульки доносились звуки музыки и молодые голоса пели:

Далеко на берегах Бабаша
Блестят сквозь сикоморы огни…