Здравствуй, сын!

Сын же нахмурился и даже отложил недоеденный бутерброд. Черт, надо будет объяснить ему, что никакой свадьбы со всякими незнакомыми ему тетями папа больше не планирует.

- А ты же сын Олежи? - засюсюкала Виолетта, наклонившись и нависнув над Матвеем, как Марина Серра над Адриатическим морем. - Вы так похожи! Ну просто копии!

Сначала Матвей так и продолжал хмуриться, но затем его губ коснулась легкая улыбка. Слова Летти попали на благодатную почву.

- Ви, тебе не кажется, что дочь Ольги может потеряться одна? - процедил я, увидев, что Ви совсем не собирается сдаваться и готова вновь пойти в атаку с новыми вопросами.

- Не кажется, - жеманно протянула она в ответ. И спросила о том, ради чего, вероятнее всего, и затевалось все это знакомство: - А как же мама Матвея? Матюша, вы здесь одни?

Распрямившись, Летти принялась осматриваться, как будто ожидала каждое мгновение увидеть Диану. Интересно, ее имя она тоже знала? Почему-то я даже не сомневался, что да. И мне было очень жаль, что не придушил секретаршу вовремя.

- Одни. Мы только с папой. Мама осталась дома.

- Вот как?

На лице Ви отразилась победная улыбка, словно ей только что достался выигрышный лотерейный билет. Она поднялась и, подойдя ко мне, наклонилась. Мазнула ярко-накрашенными губами по моей щеке.

- До встречи, Олежа. Скоро увидимся.

Говорить при ребенке о том, что видеться с ней я не желаю ни под каким соусом, я кивнул и, дождавшись, пока Летти уйдет, обратился к сыну:

- Ну, что, идем смотреть вторую часть?

На обратном пути я рассчитывал поговорить с Матвеем относительно Виолетты и ее появления рядом с нами, но думал о том, какие же слова подобрать. Впрочем, недолго, потому что сын завел беседу сам:

- А вы с этой тетей хотели пожениться? - спросил он, и я, бросив на него взгляд в зеркало заднего вида, задался вопросом, что именно испытывает Матвей, говоря о Летти.

Кажется, ничего из того, что могло заставить его замкнуться в себе.

- В ее мечтах - да, - усмехнулся в ответ, сосредоточившись на дороге.

- А на маме ты поженишься?

А вот это был вопрос вопросов, но как на него ответить - я не знал. Между нами была огромная пропасть, которая, кажется, разверзалась и разверзалась все сильнее с каждым днем. И как ее преодолеть - я пока не понимал.

- Ты задал очень сложный вопрос… У меня на него нет ответа. Но если бы все зависело только от меня, то…

Я не договорил, да Матвей, похоже, этого не ждал. Он кивнул с совершенно серьезным видом и принялся смотреть в окно.

Но стоило нам только добраться до дома, как сын ошарашил и меня, и Диану. Пока я с улыбкой наблюдал за тем, как сын разувается и прислушивался к его болтовне, гадал, куда пригласить их в следующий раз. И замер, услышав от Матвея:

- А еще мы познакомились с тетей. Она хорошо знает папу. Они даже собирались пожениться, но теперь не собираются. От нее вкусно пахло. Но не так, как от тебя, мамочка, - протараторил сын и посмотрел на меня.

- Иди, вымой руки, - только и ответила на это Ди.

Она мгновенно закрылась еще больше, но я не мог понять, что именно является тому причиной. То ли ревновала, то ли дело было в чем-то ином.

- Может, сходим куда-нибудь через пару дней? - спросил я, переводя тему в безопасное, как мне казалось, русло.

Диана сложила руки на груди и, кивнув на дверь, отчеканила:

- Сходишь с тетей, от которой вкусно пахнет.

- Но…

- Все, Олег. У меня жутко болит голова.

Она подтолкнула меня к выходу, и мне ничего не оставалось, как покинуть их с Матвеем квартиру.

Ревновала ли Диана, или нет, ясно было одно. Пропасть между нами так и продолжала становиться больше, и пока конца и края этому было не видно.

Часть 18. Диана

Матвей задумчиво возил по тарелке вилкой, гоняя несчастные спагетти по кругу и этот скребущий звук в данный момент полностью совпадал с тем, что творилось у меня в душе. Как же так получилось, что дожив до своих двадцати пяти лет, я так и не обрела ни в ком ни дружбы, ни поддержки?

Прежние подруги разбежались прочь, едва выяснилось, что я беременна. Конечно, им в девятнадцать лет хотелось гулять, развлекаться и болтать о парнях и шмотках, а мои интересы сузились до одной-единственной точки - ребенка, который во мне рос. И, естественно, юным девчонкам были совсем не интересны рассказы о подгузниках и отрыжках, а ничего иного в моей жизни тогда больше не было. Так вот и вышло - старых приятельниц я потеряла, а новых так и не обрела. Да о чем тут говорить, если я даже саму себя не могла найти до сих пор?

И вот теперь моя участь - рыдать в одиночестве, и то тайком, чтобы не услышал сын.

- Не вкусно? - спросила я наконец Матвея, устав смотреть на это надругательство над несчастной пастой.

- Вкусно, просто…

- Что?

- Ты какая-то не такая, мамочка.

Ну, спасибо, что заметил, сынок, и мне перепала капелька внимания, а то все «папа» да «папа». Но вслух я этого, конечно, не сказала.

- Я просто устала, - откликнулась ровным голосом.

- Может, ты расстроилась из-за того, что я рассказал про тетю? - озабоченно поинтересовался Матвей. - Но папа сказал…

- Нет. Не расстроилась, - отрезала я.