Здравствуй, мишка!

Избушка, где мы поселились, стояла почти у самой воды. Вверх от избушки в сухой еловый остров поднималась тропа, по которой мы с Бураном и пришли сюда. По пути к озеру, перед еловым островом миновали мы сухое моховое болото. Болото было ягодным, кормовым для птиц, и я мог предположить, что там, на краю елового острова, у болота должны водиться глухари. Занятый срочной работой по ремонту избушки, печи, лодки я не мог тут же проверить свое предположение, не мог точно установить, есть ли поблизости глухари, а потому мой щенок, свободный, разумеется, от всех и всяких обязанностей по дому, сделал это раньше меня и в доказательство своего отважного похода по тайге принес домой чуть живого глухаренка.

По дороге к избушке Буран измял и измусолил глухаренка так, что мне пришлось долго приводить несчастного птенца в чувство, прежде чем предоставить ему свободу. И это было бы ничего — ну, поругал бы я щенка, подлечил птенца-несмышленыша... Так нет, притащив глухаренка домой и, видимо, посчитав его своей собственной добычей, Буран наотрез отказался отдавать его мне.

Ни команды, поданные соответствующим тоном, согласно самым лучшим инструкциям по дрессировке, ни уговоры и упрашивания, произнесенные с верой в то, что и у собаки могут быть душа, сердце, не помогли, и пришлось мне брать в руки длинный прут и гоняться за своим оболтусом вокруг избушки до тех пор, пока этот прут не обломался.

В конце концов глухаренка щенок оставил, выпустил из пасти, но в сторону не отошел, а замер над ним, косо и зло посматривая на меня. То, что в лесу, после удачной охоты, в состоянии все еще полыхающего охотничьего азарта, мой будущий пес на время забыл все науки, приподнесенные ему в Москве, я мог допустить, а поэтому даже как-то оправдать своего неслуха, но то, что мой верный пес, моя защита и надежда, мой Буран мог ни с того ни с сего показать мне зубы, я, конечно, не предполагал. Но так именно и получилось. Я был уже совсем рядом и только собрался протянуть руку за глухаренком, как услышал злой рык...

Я слышал от своего щенка все: щенячий лай-брех, щенячий скулеж и щенячье нытье, но злой, по-взрослому хриплый рык слышать от Бурана мне пока не приходилось, и я на какое-то время просто остолбенел. И этого было вполне достаточно, чтобы озверевший пес снова вышел из повиновения, опять ухватил птенца и кинулся с ним в кусты.

В конце концов вся эта неприглядная история окончилась тем, что я выдрал своего неслуха еще раз прутом, загнал за печку, строго-настрого приказал ему сидеть дома, а сам, приведя в чувство глухаренка, отправился в еловый остров возвращать похищенного птенца матери-глухарке.

Буран, кажется, понял мое строгое предупреждение и целый день не выходил из-за печки. Но к вечеру я сжалился над собакой и решил с ней заговорить.

Кто знает, может быть, и стоило мне тогда выдержать характер, дождаться, когда пес сам попросит прощения — может быть, после этого все сразу бы и изменилось, но чувство вины перед наказанным щенком не уходило, я сжалился и позвал его к себе.

Буран появился из-за печки не сразу — он то ли все еще переживал свою вину, то ли, не в пример мне, выдерживал характер и вынуждал меня поклониться ему еще раз.

Я погладил щенка по голове, потрепал его по ушам, поговорил с ним и только отвернулся к печке, чтобы приготовить ужин для своего покаявшегося друга, как Буран куда-то исчез из избушки. Вернулся он уже в темноте, вымазанный в болотной грязи, и, не глядя на меня, независимо прошагал к себе за печку. Где ты был, негодный пес? Почему без разрешения отправился в лес? Но пес даже не показался из своего укрытия.

Установить какие-либо откровенные контакты со своенравным псом мне в тот вечер так и не удалось. Буран определенно что-то задумал и делиться со мной своими планами не собирался. Утром, как и всегда, он выбрался из избушки в кусты, чтобы справить свои утренние дела, но, как раньше, обратно в избушку не вернулся. Я подождал до обеда, но пес не пришел и на обед. Может быть, и здесь следовало проучить собаку невниманием, забыть о ней на время и даже не заметить ее возвращения — мол, делай, что хочешь и обходись теперь без меня. Наверное, я так бы и поступил, если бы неподалеку от избушки не встретил недавно свежие следы волка.

Обида обидой, воспитание воспитанием, но терять собаку, отдавать ее на съедение волкам я не хотел и, поминая своего бродягу самыми нелестными словами, отправился в тайгу на поиски...

По еловым островам и моховым болотам бродил я долго, все время посвистывая и окликая своего заблудшего друга.

Но его нигде не было. Правда, следы Бурана мне встречались то там, то тут, и я опасливо для себя стал догадываться, что мой пес за эти несколько дней самостоятельных походов успел проложить по тайге свои собственные тропы.

Что искал он на этих тропах, за кем охотился? Но ни в одном месте рядом со следами собаки не обнаружил я ни перьев, ни клочков шерсти — значит, мой щенок пока не стал мародером.