Здесь мертвецы под сводом спят

Потом, обменявшись рукопожатиями с отцом, Фели, Даффи и даже тетушкой Фелисити, мистер Черчилль подошел к тому месту, где стояла я – чуть в стороне от остальных.

– А вы, юная леди, тоже пристрастились к сэндвичам с фазаном?

Эти слова! Именно эти слова!

Я слышала их раньше! Нет, не слышала – видела.

У меня внезапно волосы встали дыбом.

Голубые глаза Черчилля пронзительно смотрели на меня, как будто заглядывали в самую душу.

Что он имел в виду? На что, во имя всех святых, он намекает? Что, по его мнению, я должна ответить?

Боюсь, я покраснела. Это все, на что я была способна.

Внимательно вглядываясь в мое лицо, мистер Черчилль взял меня за руку и слегка сжал своими удивительно длинными пальцами.

– Да, – наконец пробормотал он себе под нос, – да, я уверен, что ты тоже.

И с этими словами он отвернулся и медленно зашагал по платформе, торжественно кивая головой направо и налево и приветствуя жителей по пути к ожидающей его машине.

Хотя он уже целую вечность не занимал эту должность, его пухлое тельце, бульдожье лицо и пристальный взгляд больших голубых глаз продолжали источать осязаемую ауру величия.

Даффи придвинулась к моему уху.

– Что он тебе сказал? – прошептала она.

– Что соболезнует, – соврала я. Не знаю почему, но я знала, что следует поступить именно так. – Только то, что он соболезнует.

Даффи бросила на меня косой злобный взгляд.

Как это возможно, подумала я, что сейчас, когда наша мать лежит мертвая прямо перед нами, мы, две сестры, на грани того, чтоб вцепиться друг другу в глотки из-за пустякового повода? Абсурд, но так обстоят дела. Могу предполагать только, что такова жизнь.

И смерть.

Что я знала наверняка, так это то, что мне надо домой – запереться в тишине своей комнаты.

Отец был занят, обмениваясь рукопожатиями с людьми, желавшими выразить ему свои соболезнования. В воздухе повисло змеиное шипение повторявшихся «ссс»:

– Соболезную, полковник де Люс… мои соболезнования… соболезнования, – ему повторяли это снова и снова, каждый по очереди. Чудо, что отец не сошел с ума на этом самом месте.

Неужели никто не может придумать что-то пооригинальнее?

Однажды Даффи сказала мне, что в английском языке примерно полмиллиона слов. Имея такое разнообразие в своем распоряжении, можно предполагать, что хотя бы один человек может найти более оригинальные слова, чем глупое «мои соболезнования».

Вот о чем я раздумывала, когда от толпы отделился высокий человек в слишком толстом и тяжелом для такого чудесного дня пальто и приблизился ко мне.

– Мисс де Люс? – поинтересовался он удивительно приятным голосом.

Я не привыкла, чтобы ко мне обращались «мисс де Люс». Так обычно обращались к Даффи, или Фели, или к тетушке Фелисити.

– Я Флавия де Люс, – ответила я. – А вы кто?

Доггер научил меня давать такой ответ автоматически, когда со мной заговаривают незнакомцы. Я глянула вбок и увидела, что Доггер с внимательным видом стоит рядом с отцом.

– Я друг, – продолжил незнакомец. – Просто друг семьи. Мне надо поговорить с тобой.

– Извините, – сказала я, делая шаг назад. – Я…

– Пожалуйста. Это жизненно важно.

Жизненно? Человек, использующий слово «жизненно» в повседневной речи, вряд ли может быть негодяем.

– Что ж… – Я заколебалась.

– Скажи отцу, что Егерь в смертельной опасности. Он поймет. Я должен с ним поговорить. Скажи ему, что Гнездо в…

Внезапно глаза мужчины расширились от удивления – или это был ужас? – когда он бросил взгляд за мое плечо. Что – или кого? – он увидел?

– Пойдем, Флавия. Ты заставляешь всех ждать.

Фели. Моя сестра одарила незнакомца сдержанной вежливой улыбкой, кладя руку мне на плечо и сильно сжимая без особой на то необходимости.

– Погоди, – сказала я, ныряя в сторону и выскальзывая из ее хватки. – Я буду через минуту.

Доггер уже открыл дверь старого «роллс-ройса» «Фантом II» Харриет, который он припарковал максимально близко к платформе. Отец был на полпути к машине, он шел, тревожно шаркая и понурив голову.

Только в этот момент я осознала, какой же это ошеломляющий удар для него – все происходящее.

Он утратил Харриет не один раз, а дважды.

– Флавия!

Опять Фели, в ее голубых глазах светилось холодное нетерпение.

– Почему, – зашипела она, – ты всегда ведешь себя как…

Резкий гудок поезда заглушил ее слова, но я с легкостью прочитала по ее губам гадости, которые она мне говорила.

Состав медленно тронулся с места. Во время короткой встречи с похоронной службой нам сказали, что, когда мы покинем полустанок, поезд отгонят в неиспользуемый отстойник где-то к северу от Ист-Финчинга, а потом развернут и отправят обратно в Лондон. Потому что отправлять похоронный поезд задом наперед – это нарушение похоронного этикета, а также «ужасное невезение», по словам мистера Сауэрби из «Сауэрби и сыновей».

Фели схватила меня и поволокла – в буквальном смысле слова – к ждущему «роллс-ройсу».

Я попыталась вырваться, но напрасно. Ее пальцы глубоко вонзились мне в плечо, и, волочась за ней, я спотыкалась и хватала воздух ртом.