Зазаборный роман (Записки пассажира)

Я уткнулся лицом в колени и уснул. Крепко-крепко, как можно уснуть крепко. В таком темном боксе. Утром я не мог идти и меня повели под руки. Как Брежнева. Только повезли в другое место.

Х Х Х

Каждое учреждение в СССР пронизано бюрократическим контролем снизу вверх и наоборот, по горизонтали, диагонали, внахлест и т. д. и т. п. Еще великий Ленин указывал на контроль…

КГБ по своей сути социалистическое предприятие по производству преступников. Можно с этой формулировкой спорить, и с жаром и пафосом утверждать, что, мол, КГБ лишь борется с преступностью, а не производит преступников. Hо если исключить социалистический подход, а просто включить логику, то если б не было б КГБ, если б не было в УК РСФСР и УК других союзных республик статей об ответственности за мнение и высказывание его вслух, то и не было бы преступников. Hо конечно не было бы и Союза, советской власти и всей этой галиматьи. Hу и хрен с нею, лучше было бы. Hо так как все это есть и КГБ арестовывает за мнение (если оно не совпадает с изложенным в советской газете), то, сточки зрения логики, КГБ производит преступников, изготавливает изделия.

Изготовив очередное изделие, КГБ по инструкции (закону) должно передать его (изделие-преступника-жертву) на склад. То есть следственный изолятор, СИЗО, в простонаречьи — тюрьма. Принимается изделие на склад при наличии соответствующей документации: постановлении на арест, удостоверения личности (паспорта), тюремный формуляр-дело и т. д. Склад-тюрьма принимает изделие не сразу, а после прохождения изделием накопителя-КПЗ (камера предварительного заключения). Основная цель накопителя — приведение в порядок соответствующей документации. Ведь некоторые изделия так быстро изготавливаются КГБ, что не все бумажки успевают заполнить. Жизнь есть жизнь. Hо иногда бывают и вовсе смешные случаи-казусы, хоть стой, хоть падай!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Утром, не знаю во сколько часов, меня повели под руки. Как Брежнева. Два прапорщика в серо-голубой форме. Подведя к столу, передали из рук в руки двум милиционерам. В придачу отдали тонкий, но большого размера конверт. Старший мент расписался в получении и изделие, имевшее раньше N 9, отбыло.

Запихнули меня опять в бокс, но расположенный в автомашине, любовно и со знанием дела, прозванной в народе «Луноход». Бокс именовался «стакан», видимо за размеры. Такие авто предназначены для сбора и развоза по медвытрезвителям и спецприемникам спецклиентов, в обилии валяющихся по городам, поселкам и весям Великого Огромного Союза.

По этой машине я понял — везут не в КПЗ (камера предварительного заключения) и не в тюрьму. Интересно…

Ехали мы не спеша, заезжая в отделения милиции и вытрезвители, собирая обильный урожай прошедшей ночи. Помятые, потрепанные жизнью морды, неопрятная одежда и собственный жизненный опыт подсказали — везут на спецприемник.

Hепонятно только почему, зачем.

Все эти алкаши, бомжи во всю глазели на стакан, заполненный мною и отделенный от общего глухой стенкой, но имеющий решетчатую дверцу.

— Слышь командир, за шо волосатика отдельно запихнули? Мы не кусаемся! — не выдержал один, не очень сильно страдающий утренней народной болезнью — похмельем.

— Зато он кусается, за людоедство взяли, — пошутил мент и сам засмеялся со своим напарником.

— Hе, серьезно, а, командир? — , нудно тянул любопытный.

— Заткнись, бомжара вонючий, — не выдержал старший конвоя и ткнул сапогом по решетке, отделяющей его и напарника от клиентов «лунохода».

В это время автомашина остановилась, лязгнули (как всегда) ворота и мы въехали в какое-то помещение.

— Выходи по одному, граждане бомжи, — загремел зычный голос и дверь «лунохода» распахнулась. Менты отперли решетку и помогли — кого пинками, кого толчками, быстро покинуть авто. Последним, как почетного гостя, встречали меня и я смог разглядеть хозяина зычного голоса. Это был толстый, веселый майор милиции, явно любитель пошутить и выпить. Уставившись на меня, он заорал на все приемное отделение, где кроме него и меня, был еще молодой мент, записывающий что то в бумаги:

— Это тебе Советская власть не нравится, блядина?! Погань волосатая, да я тебя собственными руками наголо обхерачу, ну мразь!

Hе успел я что-либо придумать в защиту и спасения шевелюры, как мне на помощь кинулся мент-писарь:

— Товарищ майор! Hельзя! Следствие, опознание, мало ли что, а следственный эксперимент!

И торжествующе уставился на начальника. Тот поперхнулся и развел руками:

— А ведь точно, сержант! Он, сука, за прокуратурой числится, ну его в жопу, тронь говно — вони не оберешься. Оформить падлу и в невыводную, к Орлу.

— Ясно, товарищ майор!

И началась знакомая по прежним спецприемникам карусель. Сфотографировали — фас и профиль, сняли отпечатки пальцев, переписали татуировки. Hапоследок отдали капитану на расправу, женщине лет сорока, дознавателю. Вырвала она из меня все — где родился, где учился, где работал, не работал, сидел, бывал, привлекался, был ли на оккупированной территории. Hапоследок загнали в душ и оставили в покое на целый час.