Завтрашний царь. Том 2

Тащась длинными прогонами в ремесленную Нерыбы, Сизарь старательно подровнял листы, полученные от Тадги. Даже предерзостно перевернул три страницы, лежавшие, как ему казалось, вверх тормашками.

– Вот, господин учёный хранитель. Сделай милость, прими. Господин счислитель сказал, это для их высокостепенства, господина советника Мартхе.

Толстяк посмотрел на неряшливые строки и закатил глаза. Сизарь переминался, тоскуя. Сейчас Нерыба раскричится, что Тадга впустую марает многоценные скры. А Сизаря, принёсшего рукопись, назначит виновным… Хранитель со вздохом перевернул несколько страниц. Безнадёжно покачал головой. Вернулся к заглавному листу… начал читать.

Подобно советнику Мартхе, он читал про себя. Даже губами не шевелил.

Вот как это у них получалось?

На улице жизнь понятная и простая. Ты рисуешь на стенке что-то занятное, и прохожие тебе подают. Если не успеваешь удрать, подваливают ребята Ведиги и лупят, пеняя, отчего забыл поделиться. Потом самого Ведигу хватают порядчики, отвешивают плетей. А ты рисуешь это на стенке.

Но как жить обычному мезоньке среди людей, чей ум посрамляет воображение? Среди людей, которые читают молча и пальцами по строчкам не водят?

Сущее наказание…

Между тем на лице Нерыбы сменялись странные чувства. Начальное раздражение от вида каракулей Тадги постепенно пропало. Явилось удивление. Жадное любопытство… И наконец – едва ли не благоговейный восторг.

– Это же… это… – выдохнул учёный хранитель. Поднял глаза на скучного Сизаря… раздумал продолжать. Зато приметил кончик листа, спрятанного в обтрёпанном рукаве, и сразу посуровел. – Опять стащил? А ну, дай сюда!

Бросил на стол измятый клочок. И опальный мазила, не вышедший в царские рисовальщики, уныло поплёлся обратно к господину счислителю.

«Ничего тебе, райца Мартхе, твой Смоголь не нарисует. И так руки кривые, а уж теперь! Драться слаб, а полез… себя показать… вот и пусть…»

В палате отреченных книг Сизаря ждала лишь раздражённая ругань Тадги, и длинный неприютный прогон был от этого ещё длиннее и неприютнее. Идя назад, уличный мазила встретил всего одного человека. Незнакомый служка нёс две книги в запертых переплётах, а поверх – ворох свитков. Свитки грозили рассыпаться, служке даже приходилось прижимать их щекой, отчего волосы кольцами падали на лицо. Сизарь слегка удивился. Если не считать пачки записей, вручённых ему самому, господин счислитель не приказывал ничего уносить из палаты. Может, книги и свитки должны были подтвердить что-то, чем восхищался Нерыба?.. Да зарасти оно всё ракушками. Не Сизарёв ответ, не его дело.

Потом ему начал мерещиться запах гари.

Откуда бы? Ветром нанесло сквозь воздушную дудку?

Нет. Пахло близким, горячим. Да и не было здесь дудок наружу.

Сизарь встревожился. Побежал.

Он сразу заметил – дверь, против обычая, стояла плотно прикрытая.

Из-под неё высовывались, лизали каменный пол проворные серо-жёлтые струйки. Облизывали и прятались. Облизывали и прятались…

Сизарь заорал от предчувствия чего-то страшного и рванул дверь на себя.

Перед ним разверзлось горнило печи, которую скутали, не дождавшись, пока прогорят дрова. Багрово шаял тусклый огонь, растёкшийся по стенам, по рабочим столам, по высоким поленницам знакомых книг-сундучков…

А в самом жару, против кровавого света, чернела тень Тадги. Раскалённый воздух плыл и плавился, Сизарю показалось, будто счислитель шевельнулся… Ни о чём не думая, вчерашний мезонька прыгнул вперёд, но мгновение кончилось. Пожар хлебнул наружного воздуха. Угарный дым собрался в круглый серый кулак и ударил вон через дверь. Сизаря оторвало от пола, шарахнуло о стену прогона. А следом за дымом из огненной пасти вылетел хищный, раскалённый, косматый, палящий язык…

Пламя умерло само собой, когда кончилась пища. Унялся и вызванный пожаром переполох. Огонь не вышел за пределы «отреченной» палаты, Книжница лишь наполнилась чадом, пахнувшим тревожно и страшно. Бывшее винохранилище, где месяц за месяцем шла жизнь, полная привычных забот, в одночасье обернулось подземельем ужасов, в котором шарахались одна от другой зловещие тени. Редкие светильники превратились в шары тусклого света. Порядчики, прибежавшие к шапочному разбору, обматывали лица мокрыми тряпками. Навстречу выбредали переписчики, рисовальщики, служки. Перепуганные, со слезящимися глазами. Не понимая, что опасность, по сути, уже миновала, они в первую голову пытались спасать старинные книги.

Стражник у ворот держал своё место верно и храбро, невзирая на токи удушливой гари. Сперва он мог только кашлять, потом схватил за плащ старшину:

– Слышь… я давно здесь… Привык со скуки всех пересчитывать.

– Да что нам с того?

– Почём я знаю. Просто Ваан ушёл ещё в полдень, и с ним было на одного человека меньше, чем утром. А с работниками выбежал один лишний.

– И что? Да ты напутал, поди…

– А вот и не напутал! Мне сам господин царский счислитель руку счётную разобъяснил!

Старшина отмахнулся, с досадой выдернул плащ и убежал, пропав в струях серого нечистого воздуха. Привратник снова закашлялся, потом хрипло добавил:

– Да приласкает его, сиротку, Владычица.