Завтрак

Помнишь, какая крупная смородина была у нас на даче? Один раз, играя, я спряталась от родителей под смородиновый куст, папа несколько раз проходил мимо, громко звал меня деланным голосом, как у Деда Мороза, и притворялся, что не видит меня. Я еле сдерживала смех, и радовалась, что мой папа такой глупый и совсем ничего не замечает. Я видела, как он удаляется от меня по дорожке, демонстративно заглядывает под лопухи и в колодец, а потом заходит в дачный домик. В своем убежище я просидела недолго, мне быстро надоело, и я решила пойти за папой и напугать его. С листьями в волосах, с жуками за пазухой и грязными коленками я тихонько прокралась к открытой двери. Сквозь марлевую штору я увидела мамины ноги, задранные вверх, а между ними отцовский зад, трясущийся и хлюпающий. Я бегом вернулась обратно, под смородиновый куст, и застыла. Из домика послышался папин голос, возвещающий о том, что он ну весь обыскался, но никак не может меня найти. Он снова так же демонстративно заглянул под лопухи, крикнул в колодец, и двинулся в мою сторону. И вдруг на меня снизошло озарение и стало ясно, что этот человек чужой, притворщик, не настоящий, именно тогда я поняла, что он мне не отец. Поэтому я нисколько не удивилась, когда много позже я узнала, что это действительно так.

Вся боль и несправедливость в этом мире возникают оттого, что меняется порядок вещей, это приводит к хаосу. Когда кто-то или что-то вдруг оказываются не на своем месте, происходит сбой и все летит к чертям собачьим. Один открутившийся винтик рано или поздно приведет к поломке всего механизма. В тот день этим винтиком стал мой отец.

Министр выхлопотал для меня эту квартиру. «Выхлопотал» – это он сам так говорил, хотя я сомневаюсь, что это доставило ему хоть какие-то хлопоты. Все сделали его юристы и прочие шошки, а он просто вручил мне ключи. При этом он первый раз назвал меня не по имени отчеству, а просто – Лара. Протянул мне бумаги, ключи, конверт с деньгами и пояснил: «Это на мебель. Обустраивайся, через месяц я загляну на чай». И ровно через месяц он уже пыхтел надо мной. Тогда я еще боялась министра, и не могла смотреть на него, на его тело, как он двигается во мне. Но первый аборт убил во мне страх, и с тех пор я никогда не закрываю глаза. Я думала раньше, что он смотрит на меня, но оказалось, что он от начала и до конца все делал вслепую, как котенок. И мне так жалко его было, особенно в конце, он так морщился и стискивал зубы, как будто у него вырывают кишки. Однажды в коридоре министерства его водитель Валера тихо прошипел мне в спину: «Шлюха», когда я проходила мимо. Я убедилась в том, что нас никто не видит, подошла к нему вплотную и поцеловала. И в следующий раз он отвез от меня министра и вернулся назад, злой, трясущийся и нервный. Он говорил о том, как ненавидит таких, как я, продажных, раздвигающих ноги перед стариками ради денег. А сам при этом судорожно тыкал в меня своим маленьким членом и потом охал так, будто парится в бане. Каждый раз, когда Валера сидел внизу, в машине, и ждал министра, а потом отвозил его и мчался ко мне назад, то вскипал от ярости и злости, и входил ко мне переполненный, тяжело дышал, орал и оскорблял меня, и вся эта злоба и ненависть спазмами выплескивались из него. Потом он превращался в тишайшего человека, целовал мои ноги, просил прощения и стеснялся смотреть мне в глаза. Видимо, министр узнал об этом, потому что у него появился новый водитель, а Валера больше ко мне не приходил. Правда, один я раз случайно увидела его в метро, на встречном эскалаторе. Он был небритый и мятый и с полным безразличием смотрел на зад толстой тетки, которая стояла перед ним.

Есть вещи, соседство которых друг с другом очень необычно, порой приятно, но часто вызывает смутную тревогу и тоску. Такое положение вещей похоже на игру. Но рано или поздно любая игра заканчивается. Моя фишка уже дошла до конца.