– Да? – спросил он. Леонарду всегда было лучше в компании. В одиночестве он, как и большинство писателей, был склонен к ворчливости, но он мог включить свое обаяние, если хотел, особенно с незнакомцами, особенно с молодыми, с женщинами и с барменами. С большинством людей вообще-то. Он был любопытен и всегда задавал вопросы – вот почему его так любили все ее друзья. Он был не похож на типичных отцов, которые только и делали, что разглагольствовали о барбекю и «Роулинг Стоунз», а после своего монолога сразу уходили в закат. Леонарду было интересно слушать.
– Это я, пап. – Элис сделала несколько шагов вдоль стены, пока не добралась до его руки.
– Дружок-пирожок, я надеялся, что ты сегодня придешь, – сказал Леонард. Он раскрыл ладонь, Элис вложила в нее свою руку.
Леонард закашлялся, и Мэри тут же поспешила протиснуться мимо Элис, чтобы поправить ему подушку. Это напоминало танец, Леонард кружился в паре с тем, что было на другой стороне, и эта другая сторона начинала вести. Элис вжалась в стену, чтобы дать Мэри пройти. Когда она вышла, Элис приблизилась к лицу Леонарда. Щеки у него запали, как и глаза. Он казался меньше, чем когда-либо.
– Эл, – Леонард попытался улыбнуться.
– Вызвать скорую? – Элис понимала, что значит «перевели домой», но ей все равно казалось неправильным просто перестать пытаться. Хотя, разумеется, они уже пытались.
– Нет-нет, – сказал Леонард, поморщившись. – Нет. Таковы правила сделки. У каждого свое время, и мое пришло. Сегодня ли, завтра ли или через месяц, но оно пришло.
– Мне, блин, просто не нравятся эти правила, пап. – Неожиданно для себя самой Элис заплакала.
– Да мне тоже не особо. – Леонард закрыл глаза. – Но другого пути нет. Таков конец. У всех нас. Если повезет.
– Мне будет очень тебя не хватать, слышишь? – Элис захлебывалась словами. – Я просто не знаю, кого еще я так безумно люблю и кто так сильно любит меня, понимаешь? Я знаю, это звучит очень пафосно, но это правда.
– Это правда, – ответил Леонард. – Но эта любовь никуда не денется. Она всегда будет во всем, что ты делаешь. Просто эта часть меня отправляется в какое-то другое место, Эл. А все другое останется, ты никуда от этого не денешься, даже если захочешь. И ты никогда не узнаешь, что будет дальше. Я был старше, чем ты сейчас, когда встретил Дебби. Пора отправляться вперед, в разлом. До встречи в будущем, Эл, теперь уж точно.
Запретив себе плакать, Элис кивнула. Еще не время.
Разговор явно отнял у Леонарда много сил. Он прикрыл глаза, его грудь вздымалась и опадала, отрывисто и часто.
Сзади тихонько подошла Дебби и положила руку на спину Элис.
– Как вы тут, порядок? Хочешь кофе, Эл? – Это был аккуратный способ сказать: «Не так долго, милая, не так долго. Он не может разговаривать целый день». Элис снова кивнула. Наклонилась, поцеловала отца в щеку и вышла из комнаты.
Глава 63
Остаток дня был похож на полет над океаном на очень медленном самолете. Элис, Дебби и Мэри по кругу сменяли друг друга на постах: кресло в спальне Леонарда, кухонный стол, диван. Дебби прикорнула в бывшей комнате Элис. Она же выставила на стол миски с клементинами, виноградом и солеными претцелями. Их все съели. Мэри ненадолго ушла, а потом вернулась. Элис поймала себя на том, что ей стало тревожно, когда Мэри ушла, хотя она прекрасно понимала, что это не она поддерживает жизнь Леонарда. Во всяком случае, не только она.
– Может, закажем обед из «Джексон Хоул»? – спросила Элис.
Дебби ответила ей недоуменным взглядом.
– Милая, они сто лет как закрылись. – Нью-Йорк не стоял на месте. Через улицы города можно было растянуть еще один баннер – со счетчиком любимых мест, навсегда исчезнувших или превратившихся в другие версии себя, в места, которые будет любить уже кто-то другой и еще долго помнить о них, когда тебя уже не будет.
– Точно, – ответила Элис. Она прилегла на диван и натянула на ноги плед. К ней тут же запрыгнула Урсула и приткнулась рядышком, свернувшись в идеальный кружок. Дебби села Элис в ноги и что-то набрала в телефоне.
Никто никуда не уйдет, пока все не закончится.
Леонард то просыпался, то снова засыпал. Произносил за раз не больше пары слов – он произносил так мало слов, что Элис начинало казаться, будто их последний разговор ей приснился.
– Давно он в таком состоянии? – спросила она Мэри, которая помогала многим семьям, которая становилась свидетелем конца снова и снова, но все равно продолжала вставать по утрам.
– Уже недолго осталось, – сказала Мэри, отвечая на ее настоящий вопрос.
В семь часов Элис и Дебби поужинали под «Свою игру», только вел ее уже не Алекс Требек, потому что Алекс Требек умер от рака. Они не знали ответа ни на один вопрос, даже в тех категориях, в которых, по идее, должны были, вроде «Бродвейских мюзиклов» или «Нью-Йорка». Элис была измотана, хотя за весь день не сделала из дома ни шага. Сама мысль о внешнем мире – шумном, гудящем, живом – была невыносима. После ужина Дебби уговорила ее выйти прогуляться вокруг квартала, что они и сделали – молча, схватившись друг за друга, как сестры из романов Джейн Остен.