– Пойду проверю, что там, – сказала Элис. – А вообще-то знаешь что, выпну-ка я их всех отсюда. Надоело. – Она просто тратила время. Подростки – дикие, мятущиеся зверьки, и Элис внезапно почувствовала себя дуэньей на собственной вечеринке – да и в собственном теле, и с этим нужно было что-то делать. Примерно так же Элис представляла себе секс сиамских близнецов: одна ее часть была здесь, другая – там. Они делили общий кислород, но все-таки не были одним целым. Шестнадцатилетка не успела вознестись, чтобы освободить место для сорокалетней, и теперь они оказались соседками.
Томми приподнялся на локтях.
– Да-а, на хрен их всех. Полностью с тобой согласен. Пусть все валят, а ты потом возвращайся сюда, чтобы мы могли повторить все еще сто раз.
Элис разобрал смех.
– Полегче, тигр. – Она легонько похлопала его по груди. – Ладно. Пора одеваться и топать домой.
– Что? После такого? – воскликнул Томми, выпучив глаза. – Я думал, ну… ты знаешь…
– Ага, знаю, – ответила Элис и улыбнулась. – Обязательно, но сейчас мне нужно кое-что сделать.
– Можно пойти с тобой? – заунывно протянул Томми. Она никогда не слышала, чтобы он так говорил.
– Может быть, – сказала она. – Зависит от того, как быстро ты сможешь выпроводить всех отсюда.
Томми вскочил с кровати, одним скользящим движением натянул сразу и трусы, и штаны и просунул голову в ворот футболки. Элис еще даже лифчик не успела застегнуть, а он уже скрылся в коридоре. Послышались громкие вздохи, смешки, хлопки отбитых «пятюнь», но вскоре вслед за ними раздался приятный звук щелкнувшего дверного замка. Элис могла с легкостью представить все их лица: осуждающие, раздраженные, удивленные, разобиженные – потому что в сорок они все с точно такими же лицами наблюдали из приемной, как Мелинда общается с их детьми. Люди меняются и не меняются. Эволюционируют и в то же время нет. Элис представила график, где одна кривая показывала бы, насколько сильно люди менялись после школы, а другая – насколько далеко они уехали от дома. Несложно было оставаться таким, как был, каждый день глядя на одни и те же стены. Туда же примешивался и показатель того, насколько беззаботной была их жизнь, сколько слоев социальных привилегий защищали их облаком пенопластового наполнителя, как крошечную стекляшку в коробке. Элизабет Тейлор, наверное, отмечала изменения по своему мужу. Академики, переехавшие из Огайо в Вирджинию, а потом в Миссури в поисках гарантированных карьерных перспектив, скорее всего, отмечали перемены по улучшениям условий страховки и сменам университетских талисманов. А чем Элис могла измерить свое время на Земле? Она застыла в янтаре, делая вид, что плывет. Но она была готова попытаться. Через несколько минут Томми прискакал назад и победоносно хлопнул в ладоши.
У двери в комнату Элис возникла Сэм, готовая идти.
– Я готова разобраться с этой дичью, – изрекла она, кивнув головой. – Пока вы тут, э‑э‑м, чем-то занимались, я все думала про ту серию с младенцем. У него был день. Один день. А потом он вернулся. Так что времени у тебя…
– Немного, – ответила Элис. – Ну, в смысле, если это то же самое.
– Что за дичь? Что случилось? – спросил Томми.
– Не бери в голову, – бросила Элис, схватила висевшую на холодильнике записку с адресом и номером отеля и возглавила движение.
Глава 32
Почерк у Леонарда всегда был неважный: сплошная череда неподдающихся расшифровке загогулин и точек, но Элис поразило то, насколько лучше он был тогда. Она вполне могла его разобрать: