Вот оно. Несмотря на все, что было после той ночи, несмотря на всю ее жизнь, Элис всегда была уверена, что именно в тот момент она свернула не туда. У человека может быть сколько угодно партнеров, возлюбленных, жен или мужей, близких людей, но есть лишь небольшая горстка тех, кто определяет его жизненный путь. У Элис в голове зазвучал голос Ричарда Дрейфуса из финальной сцены «Останься со мной»[18]: «У меня никогда не было таких друзей, какие были в двенадцать лет». А хоть у кого-нибудь они были? Когда Элис училась в колледже, один из ее преподавателей живописи пустился в пространное и витиеватое лирическое отступление о том, как Барбара Стэнвик повлияла на его сексуальный профиль, все тогда скорчились в приступе испанского стыда, и только одна Элис понимающе кивнула. У каждого была своя искра, свой якорь. Томми Джоффи был ее якорем. Она не представляла, какой была бы ее жизнь, если бы он принадлежал ей в той же степени, в какой ей так отчаянно этого хотелось, не представляла, какой была бы она сама, но ей хотелось это узнать. Даже если она так и не разберется, как вернуться обратно в свою жизнь, даже если она здесь застрянет.
Элис встала и потянула Томми за руки. Когда они проходили мимо, несколько парней, прикрыв рот руками, пробормотали: «Ни хера себе». Элис затылком чувствовала на себе взгляд Лиззи, но всего пару секунд. Лиззи не знала, что она упускает, она знала лишь, чего ей хочется, и Элис ее прекрасно понимала. Это пройдет.
Как только они оказались в ее комнате, Элис закрыла дверь. Когда-то давно она заставила отца прикрутить маленький дверной крючок и теперь тихонько просунула его в колечко, заперев их обоих внутри.
– Ты что, не убиралась перед тем. как все пришли? Блин, Эл. – Томми махнул на возвышающиеся на полу горные хребты. Он расчистил себе путь носком ботинка. У Элис в комнате был всего один стул рядом с маленьким письменным столом, но на нем лежали несколько учебников и стопка свитеров, поэтому Томми направился прямиком к кровати. От того, что он был так рядом, от того, что она могла к нему прикоснуться, все внутренности Элис начали выделывать внутри кульбиты. Такого не было, когда Томми вошел в ее кабинет. Тогда она испытала куда более знакомые чувства, те, с которыми жила десятилетиями: неловкость, несостоятельность – общее недомогание стареющего миллениала. Сейчас же все ее тело было похоже на горючую смесь и грозило взорваться в любую секунду. Она его хотела.
– А зачем? Я хочу, чтобы люди видели меня такой, какая я есть. Не хочу ничего из себя строить.
Томми завалился на кровать.
– Лично мне норм. Тут уютно. Я как медведь в берлоге. – Он натянул на голову плед, как фату со шлейфом.
– На вот, – сказала Элис. – Возьми лучше вот это. – Она стянула с себя футболку и бросила ему. Томми ее поймал и расплылся в улыбке, не в силах скрыть довольное смятение.
– Ах так? – сказал Томми. – А еще что-нибудь у вас там есть? – Он вздернул бровь, ни на секунду, однако, не ожидая, что она может сделать что-то еще.
Так много людей видели Элис голой: не только те, с кем она спала, но еще ее друзья, народ на пляже в Форт Тилдене и в раздевалках отделения Ассоциации молодых христиан на Атлантик-авеню, череда гинекологов и бог знает кто еще. Подростком Элис всегда надевала и снимала лифчик через футболку, даже когда была одна. Теперь же она без колебаний расстегнула молнию на брюках и спустила их вниз, покачивая бедрами, пока ткань лужицей не растеклась по полу.
– Воу! – воскликнул Томми. Он стянул плед с головы и накинул его на колени, где, без сомнения, уже сработал локатор. Часть ее понимала, что ей не следовало бы этого делать, но другая, внезапно разросшаяся и окрепшая часть была убеждена в том, что это ее шанс и им непременно нужно воспользоваться. Конечно, она не провела последние двадцать лет своей жизни, сожалея, что рядом с ней нет Томми и что она не вышла за него замуж, но зато за эти двадцать лет она поняла, что просто сидеть и ждать – не лучшая тактика, чтобы получить желаемое. Если уж она и собиралась что-то исправить, то начинать нужно было именно с этого: нужно говорить о своих желаниях. Она хотела Томми, но не знала, как сказать об этом. Теперь она знает. Элис ощутила, как ее взрослое «я» отступает в дальний угол сознания, передавая командование, чтобы дать другому, юному «я», право на личную жизнь.
– Представь себе, – ответила Элис. Медленно, настолько медленно, насколько она была способна, она подошла к Томми и толкнула его на кровать, уперевшись одним пальцем ему в грудь. Забравшись на него верхом, она склонилась к его лицу и замерла в паре сантиметров от его губ, ожидая, чтобы он потянулся ей навстречу.
– Ты уверена? – спросил Томми, и она была уверена.
Глава 31
В гостиной что-то упало на пол. Элис услышала, как Сэм заорала кому-то, чтобы привели все в порядок, а потом кто-то прибавил музыку, и она уже ничего не могла расслышать, кроме The Fugees. Томми лежал на спине, раскрасневшийся от удовольствия и усердия.