Завше блиско

Телефон стал её вторым другом и заменил ей маленький телевизор, от которого не было толку. Ведь если отец пил (а пил он без перерыва), то буйствовал, и Северина увеличивала громкость, чтоб не слышать его ругани с приятелями, но в таком случае Лев орал ещё сильней и колотил в двери, пока дочь не выключала звук. Новый закадыка-телефон наоборот: к ней вообще не придирался, не напивался до чёртиков, прося тазик; не бил посуду со злости, не рвал её плакаты, если она спрашивала, куда делся чайник после проигрыша отца в карты. Когда становилось грустно, он вовремя включал подходящую музыку. А когда зелёный змий посещал Льва особенно крепко, она запиралась в комнате, надевала наушники и делала, как могла, уроки, а потом, боясь лишний раз высунуться в туалет, залипала в игры. А по ночам, когда отец вырубался от изнеможения, она наслаждалась тишиной и читала что-нибудь лёгкое, без излишней реалистичности.

Может, поэтому она и дорожила телефоном, сдувала с него пылинки и постоянно проверяла, всё ли с ним в порядке. Если бы ей было не тринадцать и вместо кармана она носила бы его в коляске, то каждый импозантный кавалер мог бы гордо сказать: «Вы, Северина Лисовска, замечательная мать!» А потом бы подносил ей каталог с другими моделями телефонов и интересовался: «Не хотите ли стань многодетной?»

У подъезда она глубоко вздохнула и, намертво вцепившись в лямки рюкзака, потопала в школу.

Раньше Сева любила любоваться дорогой, которая начиналась маленьким мостиком над давно пересохшим ручьём, и была обсажена липами, рябинами и вязами. Едва с подружкой они успевали обсудить всё на свете, как тут из-за старой, засохшей с одной стороны ивы выползал облупившийся забор школы.

На крыльце уже собирались «сливки» класса. Каждая «сливка» сутулясь подходила к ступенькам, там на неё сверху взирали ранее пришедшие, кивали, будто приглашая подойти, и тогда «сливка» выпрямлялась, становилась похожей на уверенное в себе молоко и вливалась «в общий стакан».

Не сутулился лишь один из них. Он, наоборот, всегда стоял нарочито прямо, расправив плечи и засунув руки в карманы джинсов; только большие пальцы оставались на виду, стуча по толстому ремню из кожи. Это был их вожак, – Алеш Дубек.

Это имя занозой сидело в ухе Северинки. Если бы не его науськивания, считала она, то ссоры и стычки в классе давно бы сдулись и все жили мирно. А с тех пор, как Алеш ещё сошёлся с Каей – местной надутой задавакой, – то стал бесить Севу в сто раз больше, ведь беспрекословно выполнял её прихоти. А прихоти у неё были всегда одинаковые – унизить каждую девчонку вокруг, чтобы оставаться на высоте.

Это Кая подслушала разговор подруг, где Рина рассказывала, что в детстве, в Польше, когда они с татом ещё не переехали, у неё было много друзей и ей очень нравилось её дворовое прозвище Лиса. Ну, из-за фамилии Лисовска, естественно. И потому именно мерзкая Кая, была уверена Сева, дала ей здешнее прозвище Лисий хвост, когда Лисовска пришла в школу с волосами, собранными сзади в пучок.

Но Алеш с Каей сбавили напор, как только однажды подруга Севы осадила «сливочную» парочку в присутствии других учеников школы. Случай был такой.

И средние, и старшие классы ездили на открытый урок на ферму. Незатейливо шныряли гуси и утки; кроли и даже лошадь смотрелись вполне обычно, – но в одной клетке сидела лиса. Фантазия у Каи – как у карпа дискография, поэтому она предсказуемо начала тыкать пальцем в зверька, смеясь, мол, гляньте у неё на заду Северина болтается. Все «сливки» тут же повторили за ней наигранный хохот. Посмеялись и другие классы. Может, и смешно. Но подружка Севы не растерялась и, раз шутки откалывали по фамилиям, пошла в пику. Кстати сказать, фамилия у Каи тоже была приметная – Сметана. Так вот. Подходит тогда подружка к самой нескладной и любопытной хрюшке, хлопает её по спине и декламирует: «Переведи своим, что ваш заказ доставили тёпленьким. Внимание, господа! Поприветствуем свиную радость, – она демонстративно указала на Дубека с Каей, – жёлуди со сметаной!»

Все упали. Что веселей, решать, конечно, каждому, однако отъявленная парочка, как уже говорилось, поутихла. Грустно, но теперь Севиной подружки и её родителей больше не было.

Лиса хоть не умела да и терпеть не могла наводить себе причёски, решила сегодня, от греха подальше, переправить хвост на косу.

Показалась школа. У забора с Севой поравнялась их учительница математики – та самая из сна, в сером жакете и юбке – и поздоровалась:

– Добрэ рано, Рина.

– Здравствуйте, пани Верча.

– Это что у тебя, новый телефон? На уроках только, смотри, не играй, – шутливо погрозила пальцем добрая Вера Ружичкова, или, как её звали школьники, просто Ружэ[3]. У неё был такой мягкий и литературный голос, что когда она диктовала уравнения, ученики невольно начинали проверять в них запятые. – Очень красивый аппарат, поздравляю.

– Спасибо, – семенила рядом Сева, чтобы проскочить вместе с ней «змеиное гнездо», откуда, чуяла девочка, на неё уже могла впериться куча глаз.