Завсегдатай

«Ну, а у тебя как, студент?» — сочувствие, приглашение в свою компанию заговорщиков. В ответ лищь невнятное бормотание, похожее на оправдание, робкие паузы, когда Алишо ощущает их деловитость, силу, разность в возрасте, и отсюда признание того, что сотоварищи по номеру вправе укорять его, насмехаться, давать советы, как жить, как действовать ему, шестнадцатилетнему юноше, вдали от дома.

Их увлеченность делом, решительное желание добиться того, за чем они приехали, еще больше смущало Алишо, подчеркивало разницу. Все они присутствовали здесь как бы вместе с семьями, привезли домашние привычки, тот уют, который никогда не покидает их, — личные полотенца, комнатную обувь с отпечатками ковров, по которым они мягко и вкрадчиво ступали, эти позы на кроватях или креслах, их привычные и всегдашние, как на любимых фотографиях, разговоры о женах и детях, с такими ошеломляющими интимными подробностями, словно речь шла о тех, кого все слушатели хорошо знают и посему снисходительны к их слабости. Не стыдно и не во вред никому рассказать об интрижке с соседкой или ловкой неуплате алиментов; споры о том, как лучше застеклить веранду и сделать ее, в обход всем правилам пожарных, кухней, — долгие, шумные споры, — и все для того, чтобы нарушить ровные, пресные отношения между мужчинами номера и стать кому-нибудь главой общества, как бывает это и в купе поезда и в мужской палате больницы, где встретились ненадолго столь разные люди. А когда такой глава гостиничного номера признан всеми, неожиданное прекращение споров, как вздох облегчения, и того, кто стал главой, и тех, кто ему подчинился; предложение, принятое с восторгом единодушия, закончить вечер выпивкой в складчину, прямо здесь, в номере, сейчас же — водка, какие-то холодные пирожки, немного колбасы, за которыми посылается в ближайший магазин «застенчивый студент» с третьей кровати у окна.

И теперь уже другая атмосфера в номере — тихие, братские отношения, поддакивания главному и смешки над его остротами, обращенными больше в адрес студента, шептание ему на ухо чего-то сокровенного, разговоры о женщинах, прогуливающихся вокруг фонтана, «ну, на этой самой площади, где театр», долгое и бережное укладывание пьяного главного в постель, восхищение им утром — «прекрасный товарищ, компанейский парень», толчея в буфете, чтобы принести ему горячих сосисок в постель, сладостное чувство подчиненности, без которого наш человек не проживет и трех дней в командировке — растеряется до смерти, заболеет, — обмен адресами, приглашениями погостить и поохотиться на персональном газике, просьба писать.

Эта удивительно странная привычка быть в атмосфере своего семейного быта и далеко от дома, в поездках, особенно удручала Алишо, еще больше удаляла его от этих людей — ведь он, наоборот, не хотел в первую свою поездку из дома думать о родителях, о сне после полуночи на своей железной кровати, о пробуждении, об утреннем стакане молока натощак, о той вкусной еде, которой его так заботливо кормили. Тут прекрасные сосиски, прекрасные холодные пирожки, и эта теснота по-своему тоже прекрасна, эти стуки горничной в дверь — в любую минуту она может потребовать, чтобы Алишо выехал, ибо поместили его сюда на три дня, «до приезда какой-то делегации», а уже седьмой день, — тоже не страшны. Еще одна встреча с администратором — в такие минуты Алишо очень решителен, чувствует себя двойником какого-нибудь удачливого студента, ведь сколько у него преимуществ перед соседями из номера — нравствен, вежлив с прислугой, сдержан, возвращается к своей кровати еще задолго до того, как привратник повесит на дверях гостиницы цепочку, — и все будет улажено.

Способность улаживать, заставлять администратора отменять свое решение о выселении, возможность просыпаться без просьбы матери, ложиться без напоминаний отца, покупать самостоятельно зубную пасту — притом, оказывается, что это очень редкая зубная паста, какая-нибудь «мери-члери», восхваляемая сотоварищами по номеру, — этакая проворность в поисках портного, который так хорошо и быстро залатал его черные в коричневую полоску брюки, и просьбы соседей «познакомь и нас с этим портным», — все удаляло Алишо от скучноватого существования дома, в кругу родных, и давало молодому человеку уверенность: «Вот, в первый раз уехал из дома и оказался таким ловким в жизни». И еще умение незаметно войти в круг гостиничной обслуги, в быт этого временного дома, частые выходы в вестибюль и наблюдение за всеми, кто проживает в гостинице и кто приезжает, предложение привратнику покурить с ним, два-три вежливых слова в ответ на вопрос горничной: «Не скучаешь?», много ничего не значащих слов старой женщине-телефонистке, сидящей за своей перегородкой в вестибюле и скучающей между редкими телефонными разговорами и интересующейся его личной жизнью, его домом.

В ответ нелепый обман, прибавление к своим шестнадцати годам еще четырех, пяти лет, чтобы казаться совсем взрослым, бывалым человеком.