С окружающим миром произошло что-то абсолютно неописуемое. Нахлынула непроницаемая мгла, и поручик с нешуточным ужасом ощутил себя
И все кончилось столь же внезапно.
Он сидел в жестком железном креслице, напротив помещался ухмылявшийся штабс-капитан Маевский, а лампочка под потолком казалась вовсе уж тусклой — потому что снаружи лился солнечный свет.
— Впечатляет, верно? — как ни в чем не бывало осведомился Маевский. — Всякий раз пробирает до печенок… Интересные ощущения, правда?
— Да уж… — хрипло выговорил поручик. — Ощущения, должен признать, впечатляют…
Он с невыразимой радостью дышал и шевелился, вновь ощущая себя
Он повернулся к окну. Там, снаружи, не было прежней картины, исчезли пьедесталы, соседние кареты, машинный зал. Они теперь находились под открытым небом, посреди ясного, солнечного дня, со всех сторон виднелись деревья с толстыми, сероватыми стволами и раскидистыми кронами, на первый взгляд мало чем отличавшиеся от обычных тополей.
— И что же… — начал он было.
— Погодите! — прервал Маевский резким, командным тоном, и поручик моментально примолк.
Штабс-капитан переменился решительно — его лицо стало застывшим, настороженным, глаза сузились, движения переменились, ставши скупыми, энергичными. Он повернул колесико на одном из баллонов, послышалось тихое шипение, и воздух, ставший слегка спертым, вмиг посвежел. Прильнув к окну, Маевский смотрел на окружающее с тем же хищным прищуром, словно они оказались посередине неприятельского лагеря.
Меж деревьев показался неторопливо идущий человек, не отличавшийся от них нарядом. Протянув руку вбок, Маевский ловко, не глядя, ухватил прислоненный к креслицу скорострел, звонко лязгнул затвором и отрывисто распорядился:
— Поверните штурвальчик влево, до упора. Потом распахните дверь и моментально — с линии огня!
Поручик ухватился за штурвальчик, поддавшийся очень легко, ожесточенно завертел его влево, пока не ощутил, что тот во что-то уперся. Толчком ноги распахнул дверь наружу, отпрянул в сторону. Он уже узнал в неторопливо приближавшемся человеке полковника Стахеева.
— Оглядитесь, что там вокруг!
— Никого, — сказал поручик. — Ни зверя, ни человека. Полное безлюдье.
— Отлично, — сквозь зубы процедил Маевский. — Встаньте так, чтобы в случае необходимости как можно быстрее захлопнуть дверь по моей команде…
Они расположились по обе стороны двери. Маевский держал скорострел хватко, привычно, положив палец на спусковой крючок. Полковник невозмутимо приближался. Остановившись перед дверью на расстоянии пары саженей, он громко произнес:
— Ну и дождик же сегодня, господа!
Утверждение это категорически противоречило ясной погоде, но Маевский моментально расслабился. Скорострел, впрочем, не убрал, так и держа его стволом вниз, повернулся к устройству на стенке, что-то там нажал, что-то, очень похоже, выключил. Погасли лампочки, стрелки на циферблатах замерли. Только теперь окошечко с цифрами представляло собой другую картину: нулей впереди стало наполовину меньше, а число выглядело теперь так: 28175.
Кивнув на него, поручик спросил, почему-то шепотом:
— Д-до Рождества Христова?
— Вы удивительно сообразительны, поручик… — сказал штабс-капитан без улыбки. — Именно что…
— А почему… — тем же шепотом произнес Савельев, кивая в сторону молча стоявшего полковника.
Маевский жестко усмехнулся:
— А потому, что если бы он сказал что-то другое, снаружи несомненно ждала бы засада и пришлось бы
Он вышел первым, так и не расставшись со скорострелом, который держал стволом вниз. Дождавшись, когда поручик покинет карету, захлопнул дверь и повернул наружную круглую ручку на пару оборотов — все такой же напряженный, подобравшийся, как хищник перед прыжком, ничего в нем сейчас не осталось от прежнего балагура и весельчака.
Они сошлись лицом к лицу.
— Господин полковник…
— Господа офицеры…