Завоевание Англии

Э. Д. Б. Литтон Завоевание Англии

Часть первая НОРМАННСКИЙ [1] ГОСТЬ, САКСОНСКИЙ [2] КОРОЛЬ И ДАТСКАЯ ПРОРОЧИЦА

Глава I

 Май месяц 1052 года отличался хорошей погодой. Мало кто из юношей и девушек проспал утро первого дня этого месяца: еще задолго до восхода солнца они побежали в луга и леса, чтобы нарвать цветов и нарубить березок. В то время возле деревни Шеринг и за торнейским островом (на котором еще только строился Вестминстерский дворец) цвело много сочных лугов, а по обе стороны большой кентской дороги, над рвами, прорезавшими эту местность во всех направлениях, шумели густые леса, которые в этот день огласились звуками рожков и флейт, смехом, песнями и треском падавших под ударами топора молодых берез.

Сколько прелестных личиков наклонялось в это утро к свежей зеленой траве, чтобы умыться майской росой! Сколько цветов сорвано, сколько венков сплетено! И, наконец, к вечеру, нагрузив телеги своей добычей и украсив рога волов, запряженных вместо лошадей, цветочными гирляндами, громадная процессия направилась обратно в город.

Предшественники правившего в это время короля-монаха нередко сами участвовали в этой процессии, совершавшейся ежегодно первого мая, но этот добрый государь терпеть не мог подобных увеселений, отдававших язычеством, и никогда не присутствовал на них, что, однако, не вызывало ни у кого ни страха, ни раздражения. Возле кентской дороги возвышалось большое здание, некогда принадлежавшее какому-то состоятельному римлянину, но теперь мало-помалу пришедшее в упадок. Молодежь не любила этого места и, проходя мимо него, робкой рукой творила крестное знамение, так как в этом доме жила знаменитая Хильда, которая, как гласила народная молва, занималась колдовством. Но суеверный ужас скоро уступил место прежнему веселью, и процессия благополучно достигла Лондона. Там молодые люди принялись ставить перед каждым домом березки и украшать все окна и двери гирляндами, а затем снова предались забавам вплоть до темной ночи.

Следы этого празднества были заметны еще на другой день: повсюду лежали увядшие цветы и облетевшие листья, между тем как воздух был наполнен каким-то особенным ароматом, принесенным из лесов и с лугов.

Вот в этот-то второй день мая 1052 года я и хотел бы ввести благосклонного читателя в жилище Хильды. Оно стояло на небольшом возвышении и, несмотря на свое полуразрушенное состояние, носило на себе отпечаток прежнего величия, составлявшего резкий контраст с грубыми домами саксов.

Хотя римские виллы были во множестве разбросаны по Англии, сами саксы никогда не пользовались ими; наши суровые предки были более склонны разрушать все не соответствовавшее их привычкам, чем приноравливаться к нему. Не могу объяснить, по какому случаю описываемая мною вилла сделалась исключением из общего правила; известно наверняка лишь то, что в ней в свое время обитали многие поколения тевтонских предков.

Грустно было видеть, как изменилось это здание, которое поначалу блистало таким изяществом! Прежний атриум (передний крытый двор) был превращен в сени. На тех колоннах, которые были некогда обвиты цветами, красовались теперь круглый, с гербом посредине, щит сакса, меч, дротики и маленький кривой палаш. Посреди атриума, прямо на полу, покрытом утоптанной смесью известки и глины, сквозь которую проглядывали местами остатки великолепной мозаики, был установлен очаг, а дым выходил наружу через отверстие, проделанное в крыше, которое прежде служило для стока дождевой воды. Прежние маленькие спальни для прислуги, по бокам атриума, были оставлены в первоначальном виде, но то место в конце его, где когда-то находились комнаты, из которых можно было видеть таблиниум (парадную гостиную) и виридариум (открытую галерею-сад), было завалено обломками кирпичей, бревнами и прочим мусором. Так что свободной осталась лишь небольшая дверь, которая вела в таблиниум.

Эта комната тоже была теперь чем-то вроде сарая, куда складывался всякий хлам. С одной стороны от нее находился ларариум (комната пенатов — домашних богов), а с другой гинециум (комната женщин). Ларариум служил, очевидно, гостиной какому-нибудь саксонскому тану[3], потому что там и сям были набросаны неумелой рукой фигуры, имевшие претензию представлять белого коня Генгиста[4] и черного ворона Водена[5]. Потолок с изображениями играющих амуров был исписан рунами, а над старинным креслом причудливой формы висели волчьи головы, сильно испорченные молью и всесокрушающим влиянием времени.

Эти комнаты, которые сообщались с перистилем и галереей, защищались окнами. В окно ларариума было вставлено тусклое серое стекло, а окно гинециума просто было заделано плохой деревянной решеткой.

С одной стороны громадного перистиля были устроены хлевы, на другой же стояла христианская часовня[6], сложенная из неотесанных дубовых бревен и покрытая тростником. Наружная стена почти совершенно развалилась, открывая вид на соседний холм, склоны которого заросли кустарником.