Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Однажды мне в руки попала книжица о реабилитационной программе. Я внимательно прочитал ее. Пустословие, наукообразная тарабарщина и эклектика. Такая программа не могла работать. У меня сложилось впечатление, что эта книга написана именно для того, «чтобы было», чтобы можно было ее показывать и говорить: «У нас есть программа». Было неловко, но тем не менее я поделился этими соображениями со своими новыми друзьями. Они ответили: «Да, это так, мы даже не читали ее. Но в центрах есть программа, и она работает. Вот, посмотри на меня: я трезв уже восемь лет. А перед этим кололся десять лет и ночевал в подъездах». И я захотел увидеть, что именно происходит в реабцентрах. Причем не просто заехать в некоторые из них на часок, а пожить там какое-то время. Сначала в одном центре. Потом в другом, в третьем. Я решил исследовать деятельность реабилитационных центров и разобраться в них самостоятельно.

Почти три года я посещал разные рехабы. Хороший повод увидеть города России. До этого бывал только в Смоленске, Москве и Брянске. Начал с подмосковных реабцентров. Формально я приезжал туда для проведения групповой терапии. Групповые сессии длились по два-три часа, мы общались на темы, беспокоящие реабилитантов, жаждущих услышать мнение специалиста. После групповой терапии я уделял внимание некоторым аддиктам, тем, кто очень просил поговорить отдельно. Я беседовал с ними по 20–30 минут. Каждого беспокоили вопросы о зависимости, о себе, о дальнейшей жизни. Но, возможно, они хотели услышать слова поддержки и сочувствия от человека, которого заочно уважали. В те годы я все чаще появлялся на федеральных телеканалах как приглашенный эксперт. Моя риторика сильно отличалась от той, что обычно выдают мои коллеги – поборники старой биомедицинской модели зависимости, считающие ее только болезнью и практически игнорирующие личность самого аддикта и роль собственной работы человека над своей трезвостью. Проще говоря, я был на стороне аддиктов. Они это чувствовали и ценили. Эти люди, изрядно поврежденные жизнью еще до аддикции и еще более искалеченные за годы аддикции, имели обостренный нюх на тех, кто к ним сострадателен. Со мной хотели общаться новички реабцентра: они смотрели на всех с недоверием, отстраненно, но при этом нуждались в нормальной человеческой поддержке и все еще не могли ее принять от «идущих впереди» – давно уже трезвых и в целом спокойных, уверенных, лучезарных аддиктов. Они не верили, что такое возможно. Со мной искали общения и те, кто находился в трезвости два или три месяца и убедил себя в том, что зависимость побеждена, что пора выходить из центра и сворачивать горы, и я терпеливо доносил до них, что те, кто так считает, срываются первыми. Общаться хотели также те, кто прошел всю реабилитационную программу, находился в трезвости год и более, но был чем-то неудовлетворен, ощущал нехватку чего-то, все чаще и чаще задавался вопросом: «И что дальше?»

У меня были обычный блокнот и ручка. Я записывал их вопросы. Я записывал все, что привлекало мое внимание. Это помогло мне увидеть, что некоторые вопросы повторяются, и я решил подумать о них. Составил список типичных затруднений, возникающих на пути выздоровления аддиктов. Но гораздо больше меня интересовали ответы. Я ведь сам задавал вопросы, много вопросов. Мне было важно понять, что именно помогает людям с суровым аддиктивным опытом выбраться из дурмана и перебраться в стабильную трезвость.

4

Поначалу у меня был список из двадцати вопросов. Но я быстро понял, что его можно сократить до пятнадцати, потом до шести, потом до одного. Он звучал так: «Что тебе больше всего помогает?» После получения ответа я задавал тот же вопрос, немного изменив его: «Что еще тебе помогает?» Этот вопрос я задавал в трех подмосковных реабцентрах. Я задавал его в центрах Сочи, Воронежа, Краснодара, Нижнего Новгорода, Рязани, Одессы, Пятигорска, Санкт-Петербурга. Я задавал его в израильском и тайском реабцентрах. И вот какой ответ я получал чаще всего (я его приведу в усредненном, обобщенном виде): «Я начал выздоравливать, когда понял, что мне самому это надо. Тогда я и включился в полную силу». Вот и все. Истинное желание самих аддиктов – то, с чего начинается выздоровление. Как бы банально это ни звучало, народная мудрость «Пока сам не захочет – не бросит» совершенно верна.

Верна. Но недостаточна. Не все, кто искренне хочет выбраться из проблемного употребления, добиваются этого. У большинства это как раз не получается. Мне важно было выявить вторую детерминанту выздоровления. Ее я тоже нашел. Часть выходцев из реабцентров говорили, что им помогла вера в Бога. Хорошо, пусть будет вера – в конце концов более 5 миллиардов жителей нашей уютной планеты в той или иной степени считают себя верующими. Мы – верующие гоминиды, так обстоят дела на этом витке антропоэволюции. Но не все, вот в чем дело. Не все отвечали, что им помогла вера в Бога. Второй ответ на вопрос, что им помогло, звучал так: «Меня поддержали».

Мне давали такие ответы: