Завет

— У меня здесь личный motoscafo. Моторная яхта, — произнес он мягким, располагающим голосом, совершенно не вяжущимся с внешностью атлета. И в самом деле, Браво и Дженни увидели невдалеке, в нескольких сотнях ярдов от дверей терминала, тихо покачивающуюся на воде небольшую яхту, обшитую красным деревом. Латунные детали поблескивали в лунном свете.

Дженни первой шагнула с причала на борт яхты; Берио поймал ее за талию, обхватил и бережно поставил на палубу, отпустив мгновением позже, чем это было необходимо. Их взгляды встретились; он отвернулся и отшвартовал судно, едва Браво оказался на борту. Утробно заурчал мотор, между каменными стенами закрытой пристани заметалось эхо. Яхта тронулась с места и неторопливо поплыла по темной воде.

В любое время суток Венеция принадлежала в равной степени небесам и морю. Но ночью она казалась городом из волшебной сказки. Сияющее отражение в неподвижной воде лагуны точно повторяло очертания старинных зданий, так что их яхта словно приближалась к раскрытым створкам огромной раковины. Свет луны, будто сошедшей с холста Тьеполо, рассыпался по глади воды тысячами крошечных серебряных сабель, напоминая новым гостям о прошлом города, о знаменитом восточном торговом пути между Венецией и Константинополем, столетия тому назад решавшим судьбы богатейших купцов и дожей Безмятежной республики.

Тут и там на небе зажигались звезды. Их сияние сливалось с лунным, освещая во всех деталях строгие величественные часовни, византийские базилики, причудливые, богато украшенные дворцы пятнадцатого века в стиле поздней готики, здания эпохи Возрождения.

Дженни, стоя рядом с Браво, чувствовала, как напряжение наконец отпускает его. Теплый ветер с моря словно сорвал броню, которой он закрылся во время недавнего полета.

— Я чувствую себя так, словно вернулся домой — Голос Браво звучал необычно, словно тоже впитал в себя немного звездного света, что заставлял сиять волшебным светом, сливаясь воедино, море, небо и город. — Чувствуешь, Дженни? Все долгие столетия, год за годом, ждут здесь, под этой водой, условного часа, чтобы воскреснуть…

Он обернулся, встретив ее вопрошающий взгляд.

— Понимаешь? Венеция несколько веков была домом для ордена. Вполне логично, что сокровищница в конце концов оказалась здесь.

Яхта замедлила ход, выбравшись на мелководье. По сторонам канала стояли полосатые шесты, приветствуя прибывших в Венецию. Впереди плавно огибал здания Большой канал, идущий через весь город, — словно их манил к себе пальцем знаменитый распутник Казанова, один из самых прославленных жителей Венецианской республики.

Слева возвышалась величественная базилика Санта-Мария делла Салюте — Девы Марии Исцеляющей. Браво всегда казалось, что эта церковь как нельзя лучше подходит на роль символа Венеции с ее неповторимой и немного печальной красотой. Несравненная делла Салюте была заложена в 1622 году, когда пошла на убыль страшная эпидемия чумы, — или, как ее называли тогда, Черной Смерти, — в благодарность Деве Марии, которую молили о спасении жители опустошаемого страшной болезнью города.

Впрочем, на самом деле причина этой витающей над прекрасным городом извечной грусти крылась не в трагических событиях прошлого. Венеция с ее великолепными каналами и бесподобной архитектурой была заложена прямо на caranto — глине и песке морской лагуны, и ее красота невольно вызывала ощущение мимолетности, словно в любое мгновение город мог навсегда скрыться в волнах. И это было довольно близко к истине, особенно во время паводков, acqua alta,[28] когда воды лагуны, хлынув на город, заливали площади и первые этажи домов.

Словно сотканный из лунного света, белоснежный на фоне ночного неба, как кружевная фата, выплыл из темноты Дворец дожей. Отражаясь в водах лагуны, этот впечатляющий образец готической архитектуры служил лучшим воплощением характерного для Венеции фантастического искажения перспективы, смешения яви и миража, когда небо и море незаметно менялись местами. Первый этаж, совершенно невесомый с его бесчисленными легкими арками и сводчатыми галереями, поддерживал строгую крепостную громаду дворца, увенчанную по углам островерхими шпилями и капителями.

Как всегда, очутившись между базиликой Девы Марии и Дворцом дожей, в устье Гранд-канала, Браво испытал странное, немного пугающее чувство. Словно он прошел через зеркало и оказался в другом мире, где всегда существовала магия — и существует до сих пор.

Яхта скользила мимо площади Сан Марко, на полированной обшивке играли переливающиеся блики. Они миновали одну из четырнадцати украшающих площадь статуй крылатых львов Республики. Четыре подобных этим существа когда-то явились во сне пророку Иезекиилю. Крылатый лев был символом святого Марка-Евангелиста, покровителя Венеции.