Завещание чудака. Рассказы

Церемония близилась к концу, а между тем публика ждала чего-то еще, чего-то из ряда вон выходящего, сверхъестественного. Да! Таково было воодушевление собравшихся, что никто не удивился бы, если бы законы природы внезапно изменились и какая-нибудь аллегорическая фигура[44] возникла вдруг на небе — как когда-то Константину Великому вырисовался крест и слова: «Сим победиши».[45] Или неожиданно остановилось бы солнце, как во времена Иисуса Навина[46], и освещало бы в течение целого часа всю несметную толпу. Словом, если бы произошел один из тех чудесных случаев, в реальность которого не могли бы не поверить только самые отчаянные вольнодумцы. Но на этот раз неизменяемость законов природы осталась непоколебимой и мир не был смущен никаким чудом.

Настал момент опустить прах в могилу. Восемь слуг покойного, одетых в парадные ливреи, подошли к гробу, освободили его от драпировок, подняли на плечи и направились к калитке ограды. Шестеро шли в том же порядке, в каком начали торжественное шествие, причем, согласно указанию церемониймейстера, находившиеся справа держали левой рукой, а находившиеся слева — правой тяжелые серебряные ручки гроба. Непосредственно за ними следовали члены «Клуба чудаков», гражданские и военные власти.

Когда калитка затворилась, оказалось, что большой вестибюль, холл и центральная круглая комната мавзолея едва могут вместить ближайших участников процессии, остальным же остается тесниться у входа. Любопытные все прибывали — теперь с разных участков Оксвудсского кладбища, и даже на ветвях деревьев виднелись человеческие фигуры. В этот момент трубы военного оркестра прозвучали с такой силой, что, казалось, должны были лопнуть легкие тех, кто в них дул. Одновременно в воздухе появились несметные стаи выпущенных на волю и украшенных разноцветными ленточками птиц. Радостными криками приветствуя свободу, носились они над озерцом и прибрежными кустами.

Гроб пронесли на руках через первые двери, потом через вторые и после короткой остановки опустили в гробницу. Снова раздался голос досточтимого Бингама, обращавшегося к Богу с просьбой широко раскрыть небесные врата покойному Уильяму Дж. Гиппербону и обеспечить ему там вечный приют.

— Слава почтенному, всеми уважаемому Гиппербону! — произнес вслед за этим церемониймейстер своим высоким звучным голосом.

— Слава! Слава! Слава! — трижды повторили присутствующие, и вся толпа, стоявшая за стенами мавзолея, многократно повторила последнее прощальное приветствие, и оно далеко разнеслось в воздухе.

Потом шестеро избранников обошли склеп и направились к выходу из холла. Оставалось только закрыть гробницу тяжелой мраморной плитой с выгравированными на ней именем и титулом покойного. В это время нотариус Торнброк выступил вперед и, вынув из кармана завещание, прочел его последние строки:

— «Могила моя должна оставаться открытой в течение двенадцати дней, и по истечении этого срока, утром двенадцатого дня, шесть человек, на которых пал жребий, явятся в мавзолей и положат свои визитные карточки на мой гроб. После того надгробная плита должна быть поставлена на место, и нотариус Торнброк ровно в двенадцать часов в большом зале Аудиториума прочтет мое завещание, которое хранится у него.

Уильям Дж. ГИППЕРБОН».

Без сомнения, покойник был большим оригиналом, и кто знает, будет ли это его посмертное чудачество последним?

Присутствующие удалились, и кладбищенский сторож запер мавзолей, а потом и калитку ограды. Погода оставалась такой же прекрасной, казалось, даже безоблачное небо стало еще яснее, еще прозрачнее среди первых теней наступившего вечера. Бесчисленные звезды загорались на небосклоне, прибавляя свой мягкий свет к свету канделябров, сверкавших вокруг мавзолея. Толпа медленно расходилась, направляясь к выходу по многочисленным дорожкам кладбища, мечтая об отдыхе после утомительного дня. В течение часа шум шагов и гул голосов еще беспокоили жителей ближайших улиц, но постепенно они стихли, и вскоре во всем квартале водворилась полная тишина.

Глава IV ШЕСТЕРО

На следующий день жители Чикаго взялись за свои обычные занятия, но вовсе не потеряли интереса к Гиппербону, его завещанию, наследству и наследникам. Какие обязательства накладывал он на шестерых избранников и как будут введены они в наследство? Никто не допускал мысли, чтобы мисс Лисси Вэг и господа Годж Уррикан, Кембэл, Титбюри, Крабб и Реаль не нашли в этой истории ничего, кроме популярности, что поставило бы их в очень смешное положение. Существовал, конечно, способ удовлетворить любопытство публики и вывести заинтересованных лиц из состояния неуверенности, которое грозило лишить последних сна и аппетита: достаточно было бы вскрыть завещание и узнать его содержание. Но нотариус Торнброк никогда бы не согласился нарушить условий, поставленных завещателем. Пятнадцатого апреля в большом зале театра Аудиториум, в присутствии многочисленной публики, какая только сможет там вместиться, он приступит к чтению завещания Уильяма Дж. Гиппербона.