Зауряд-врач

В какой-то мере — да. Война — поганое дело, но для талантливого врача это возможность усовершенствовать мастерство и добиться новых высот. Академик Амосов в Великую Отечественную служил хирургом в походно-полевом госпитале. Провел тысячи операций. Отточил мастерство, почувствовал вкус к научной работе. В результате стал выдающимся хирургом-новатором, возглавил Институт сердечно-сосудистой хирургии в Киеве. Его память почитают даже в сегодняшней Украине, хотя Амосов по происхождению русский, родился в России и жил в ней до войны. Тем не менее, в 2008 году в телевизионном проекте «100 великих украинцев» телеканала «Интер» занял второе место, пропустив вперед только Ярослава Мудрого.

— Давай спать, Миша! Утро вечера мудренее.

— Спокойной ночи, Валериан Витольдович!..

Глава 18

Февраль, метели… С неба сыплется снежная крупа, ветер подхватывает ее и несет вдоль земли, наметая сугробы. Из землянок лучше не выходить: снежная дробь ударяет в лицо, порошит в глаза, перехватывает дыхание. Зато германские аэропланы не летают. А то повадились, гады, кружить над расположением. Вынюхивают, бомбу бросить могут. Попасть не попадут — нет у них прицелов, но народ нервируют. Аэропланов здесь боятся. Страх этот иррационален — никто от авиабомб в дивизии не погиб, но сам факт, что какая-то сволочь кружит над головой, а ты перед ней бессилен, народ напрягает. Из штаба дивизии телефонируют на ближайший аэродром, наши истребители вылетают на перехват, но пока доберутся — немцев и след простыл. Службы воздушного наблюдения здесь нет — не осознали целесообразность.

За прошедшие месяцы многое удалось сделать. Налажена и заработала новая система помощи раненым. Теперь они прибывают в медсанбат нормально перевязанными. Здесь их сортируют и оперируют. Из шести врачей медсанбата четверо овладели скальпелем. Большинство занимается несложными ранениями, но и это хлеб. С тяжелыми работаем я и Миша. Он вполне уверенно овладел торакальной хирургией, а вот в брюшную полость лезть пока боится. Ничего, освоит. Ничего сложного тут нет. Глаза боятся, руки делают.

Летают немцы не зря. В тылу что-то затевается. В штаб дивизии постоянно прибывают какие-то незнакомые офицеры, беседуют с начальником и его командирами, лазают по переднему краю, осматривая немецкие позиции в бинокли. Мне это хорошо видно — медсанбат неподалеку, и дорога из тыла к штабу проходит мимо нашего расположения. Готовится наступление — это к гадалке не ходи. А вот где нанесут главный удар, неизвестно. Мне не говорят.

В один из ненастных дней мимо медсанбата по направлению к штабу дивизии с ревом пролетают аэросани. Кто-то из высокого начальства пожаловал. Аэросани — штука редкая. Начальство обычно приезжает на автомобилях, но сейчас дороги замело, и офицеры из тыла добираются на конных санях — с соответствующей скоростью. Генералам это не по душе.

Через час из штаба дивизии прибегает посыльный.

— Ваше высокоблагородие! — докладывает с порога. — Вас, это, к его превосходительству зовут.

И зачем я им понадобился? Надеваю шинель, каракулевую шапку с кокардой, закутываюсь в башлык и иду следом за солдатом. Благо, недалеко.

В блиндаже начальника дивизии жарко натоплено. За столом чаевничают Беркалов и… Брусилов. Более никого. Меня встречают веселыми взглядами.

— Ваше высокопревосходительство! — обращаюсь к Брусилову, бросив ладонь к папахе. — Надворный советник Довнар-Подляский по вашему приказанию прибыл!

— Орел! — смеется Брусилов. — И ведь не скажешь, что чиновник. Офицер! Не тянитесь так, Валериан Витольдович! И давайте без чинов. Скидывайте шинель и папаху и присоединяйтесь к нам. Чай у Евгения Александровича замечательный. Даже лимон есть.

Беркалов довольно улыбается. Быстро раздеваюсь и присаживаюсь к столу. Вестовой приносит чистый стакан в подстаканнике.

— Позвольте поухаживать за вами!

Брусилов наливает мне чаю. Беркалов смотрит на него с изумлением. Чтоб командующий фронтом ухаживал за каким-то чиновником? Да, он оперировал генерала, но разница в чинах велика. Брусилов, не обращая внимания, бросает в стакан ломтик лимона и придвигает его ко мне. Отхлебываю горячей жидкости. С мороза — самое то.

— Хочу сообщить вам приятную новость, — говорит Брусилов. — В конце месяца наши войска начнут наступление.

— Здесь?

— На участке Евгения Александровича будет отвлекающий удар. А вот немцы уверены, что мы будем прорывать фронт именно тут. Несколько месяцев постоянных боев за малый клочок земли… Где ж еще наступать? Не будем их разочаровывать, — улыбается Брусилов. — Основной удар придется южнее — там нас не ждут. Я потому и на аэросанях приехал, чтоб шуму больше. Пусть боятся и готовятся.

— Наши потери на этом участке будут большими.

— Этого, увы, не избежать, — вздыхает Беркалов.

— Но сократить можно.

— Как? — Брусилов с интересом смотрит на меня.