Зауряд-врач

Проходим мимо и углубляемся в аллею. Лиза ведет меня уверенно. В укромном уголке (хотя какой он укромный – сквер совсем небольшой) находим незанятую скамейку.

— Присядем?

— Как скажете.

Лиза устраивается на скамье и расправляет складки платья. Занимаю место сбоку. Она смотрит на меня. Черт! Какие у нее глаза!

— Вы получили мое письмо?

— Да.

— А от отца?

— Тоже.

— Но к нам не заехали.

— Не успел.

— А собирались?

М-да… Этой барышне палец в рот не клади.

— К чему этот допрос, Елизавета Давидовна?

— Вы не понимаете! — глаза ее наливаются влагой. Тонкие пальчики мнут кружевной платочек. — С того вечера я сама не своя. Как вспомню этих разбойников… Вы явились, как ангел с неба и покарали нечестивцев, но затем исчезли. Мы хотели вас отблагодарить.

— Вы это сделали в письме. Ваш отец – тоже.

— Этого недостаточно. Вы заслужили награду.

— У меня есть, — касаюсь пальцами орденов.

— Это не от нас.

— Мне достаточно.

— Не хотите принимать нашу благодарность?

— Ничего особенного я не совершил. Проходил мимо и заметил женщину, которой угрожали ножом. Поступил, как должно офицеру и врачу. За такое не награждают.

Похоже, я ее обидел. Губки задрожали.

— Скажите честно, Валериан Витольдович! Вы не хотите принимать нашу благодарность из-за того, что мы евреи?

М-да…

— Причем здесь это? Врачи не делят людей по вероисповеданию. Когда перед тобой раненый, мысли о другом. Задеты ли важные органы, повреждены ли сосуды, удастся ли остановить кровотечение. А еврей он или, скажем, татарин, не имеет значения.

— Простите! — она смутилась. — Я неправильно рассудила. Подумала: вы аристократ, а я дочь купца.

— И что?

— Аристократы презирают купцов, особенно из евреев.

— Я бедный аристократ, Елизавета Давыдовна. Состояния нет, на хлеб зарабатываю руками. С чего мне вас презирать? Да и времена изменились. Все эти титулы – чепуха. Важно, что ты представляешь собой – и только.

— Вы говорите, как бундовец!

— А это кто?

— Не знаете?

— Не имел чести.

— Есть такая организация – Бунд.[40] Они хотят изменить государственный строй через революцию. Упразднить монархию, устранить неравенство в обществе, для чего ликвидировать сословия и отобрать заводы и фабрики у богатых.

— Для чего?

— Чтобы отдать их народу.

— Каким образом?

— Не знаю. Они об этом не пишут.

— Потому что сами не знают. Это беда всех революционеров. Разрушить старое они мастера, а вот создать новое мозгов нет. Лучше б делом занялись. Например, получили образование и заняли достойное место, о котором мечтают.

— Евреям это трудно. Существуют квоты в университетах.

— Почему их ввели, знаете?

— Потому что мы другого вероисповедания.

— За это преследуют? У вас нет синагог и молельных домов? Евреям нельзя носить кипу?

Крутит головой.

— Квоты ввели на бесплатные места для отличников. Евреи занимали их, получали образование и уезжали за границу. Ведь там жалованье больше. В результате затраченные на обучение средства вылетали на ветер. Но зачем России готовить специалистов для других стран? За деньги – пожалуйста, там квот не существует. Со мной служит врач-еврей. Отличный специалист и хороший человек, мы с ним дружим. Михаил родился в бедной семье, но сумел окончить университет. Чтобы обойти квоту, принял православие.

— У нас таких считают предателями.

— В Бунде – правоверные евреи?

— Они вообще атеисты.

— А еще горлопаны и бездельники. Почему богат ваш отец? Он что, грабил людей на дорогах?

— О чем вы?! Папа много трудится.

— В результате добился результата. Государыня пожаловала ему орден и чин. Любой дельный человек в нашем обществе сможет занять подобающее ему место. Главное, не лениться.

— Вы интересный человек, Валериан Витольдович. Не похожи на сверстников, говорите, как мой отец. Но у него годы за плечами, а вы совсем молоды.

Опять прокололся! И с чего меня понесло? Растаял перед красивыми глазами?

— Мне довелось многое повидать.

Кивает. Похоже, я вырос в ее глазах.

— Каким вы видите свое будущее?

Умная девочка! Другая б стала охать и просить рассказать о пережитом. Эта ж сразу к делу. Гены…

— Оно простое. Я врач, и мое призвание оперировать.

Звучит пафосно, но здесь этого не стесняются. В ходу громкие слова и проявление чувств. «Давайте восклицать, друг другом восхищаться. Высокопарных слов не стоит опасаться…»[41] Талантливый поэт еще во времена СССР почувствовал уходящую из общества искренность и призвал вернуть ее. Не услышали. В мое время отчуждение между людьми стало обыденностью. Даже между родственниками, если ты, конечно, не миллионер, а родня рассчитывает на наследство.

— Вам следует поговорить с отцом. Вы ему понравитесь.

Не ошибся: у девочки хватка. Миша прав: у Поляковых на меня планы.

— При удобном случае.

— Он представится завтра. Приходите к нам в семь часов вечера. Будет маленькое семейное торжество, вас будут рады видеть.

Попался! По лицу Лизы видно, что возражать бесполезно.

— Непременно буду.

— Слово офицера?

— Зауряд-врача.

— Это то же самое. До завтра, Валериан Витольдович! Проводите меня!

Подчиняюсь. Усаживаю барышню в коляску, а сам остаюсь на мостовой. Лиза смотрит удивленно.

— Садитесь, подвезу!