— Уверена, что не хочешь заглянуть хотя бы на часок? — крикнул мне вслед Джонни.
— Уверена, — обернувшись, ответила я и еще прибавила шагу. — Пока, Джонни.
— Ну тогда пока, Шаннон.
В ушах звенел смех и шуточки парней из его команды, но оборачиваться я не решалась.
Я совершила осмысленный поступок и не вляпалась в искушение. В ушах звенели слова Клэр: «Парни с красивыми глазами и большими мышцами — сущая беда для девчонок».
До чего ж она была права.
Домой в тот вечер я попала лишь в начале девятого.
Отъехав три мили от Томмена, автобус сломался.
Два часа мы проторчали в сломанном автобусе, пока из Корка не прислали другой.
Это было тупо.
Каждую минуту этих двух часов я мысленно ругала себя за то, что не согласилась на предложение Джонни.
Что за чертовщина творится со мной?
Он мне нравится.
Он мне по-настоящему нравится.
Он спросил, не пойду ли я на вечеринку, и предложил подвезти до дома, а я повернулась и практически убежала от него.
Нет, правильнее сказать так: я на самом деле убежала от него.
В свое оправдание скажу, что он меня полностью ошеломил.
За все недели после того случая мы ни разу не подошли друг к другу.
Он нарушил воображаемое правило, установленное между нами.
Заговорив со мной, он вогнал меня в смущение, не покидавшее меня и теперь.
Весь вечер я так и сяк крутила в мозгу фразы, пока от мыслей об этом не стало тошно и я не возненавидела себя за глупость.
Надо было пойти на вечеринку.
Пошла бы — не сидела бы два часа в ледяном автобусе, за окнами которого царил почти арктический холод.
По крайней мере, из-за вечеринки стоило вернуться домой позднее.
Потому что взгляд, которым наградил меня отец, когда я переступила порог дома, двухчасового сидения в сломанном автобусе точно не стоил.
— Где ты была? — сердито спросил отец, глядя на меня, словно ястреб, со своего места за кухонным столом.
Внутри поднялась знакомая волна паники.
Мой отец был сильным мужчиной ростом в шесть футов со светло-каштановыми волосами и атлетической фигурой, не изменившейся со времен занятий хёрлингом.
Он тоже играл за графство Корк, но, если об успехах и достижениях братьев я могла говорить открыто, об отцовских предпочитала помалкивать.
Потому что не гордилась человеком, сердито глядевшим на меня.
Я сомневалась, люблю ли его.
Или любила ли когда-нибудь.
— Что молчишь? — угрюмо спросил он. Отец менял резиновый наконечник на клюшке Олли, и при виде деревянного снаряда в его руках я ощутила паническую дрожь в спине. — Почему опоздала?
Я вдруг очень обрадовалась, что сбежала от Джонни Каваны, отказавшись от его приглашения на вечеринку.
Мысль о том, как поступил бы со мной отец, если бы я приняла приглашение, заставил содрогнуться всем телом.
— Автобус сломался, — сдавленным голосом ответила я, осторожно ставя рюкзак у стены. — Пришлось ждать два часа, пока пришлют другой.
Отец сурово посмотрел на меня.
Я приклеилась к месту, не осмеливаясь дышать.
Наконец он кивнул.
— Гребаные автобусы, — пробормотал отец, возвращаясь к возне с клюшкой.
Я шумно выдохнула удерживаемый воздух.
«Все в порядке, Шаннон, — успокаивала я себя. — У него язык не заплетается, виски от него не пахнет, и сломанной мебели не видно».
Но я была не настолько глупа, чтобы испытывать судьбу, если дело касалось отца. Я потянулась к хлебнице с намерением сделать сэндвич с сыром и уйти к себе.
Моей целью было благополучно покинуть кухню, избежав конфликта. Я торопливо соорудила кособокий сэндвич и налила стакан воды из-под крана.
— Спокойной ночи, папа, — тихо произнесла я, готовясь унести свой нехитрый ужин.
— Больше не опаздывай, — только и ответил он, не поднимая глаз от клюшки. — Ты меня слышала, девочка?
— Слышала, — прохрипела я и поднялась по лестнице в свое убежище.
Войдя, защелкнула замок и опустилась на пол, пытаясь обуздать колотящееся сердце.
Сегодня пятница.
Пятница — безопасный день.
11. Кулаком в морду лучше, чем тортом
Голова трещала.
Тело развалилось на куски.
Я не мог ни наслаждаться победой, ни по-настоящему праздновать вместе с командой, потому что был в унынии.
В унынии от того, чего не мог понять.
Отказываясь от пива, которое мне без конца подсовывал, я задумчиво сидел на диване в гостиной у Хьюи. Рядом на подушке лежал приз лучшего игрока матча, на шее у меня болтались медали победителя, а я не мог дождаться момента, когда слиняю отсюда, поеду домой и погружусь в ледяную ванну.
После больших побед вроде сегодняшней я был обязан разделить торжество с товарищами по команде.
По негласным правилам, как капитан, я должен был бы руководить праздником.
Из стереоколонок в углах гремела музыка, Джиджи Д’Агостино исполнял свою «I’ll Fly with You», и я знал, что все эти дебильные визгливые «ду-ду-до-де-ду» залипнут мне в мозг на всю ночь.
Гостей в доме хватало: члены команды, кто-то из учеников — и все они пили, ели и танцевали повсюду в доме.