Обед был и вправду хорош. На стол подали русскую тройную уху, пусть даже и из местной, американской рыбы: трески, морского окуня и американского осетра, и русские же расстегаи, а также утка à l’orange, немецкий хлеб, и салат с яйцом и кукурузой, и французские пирожные… После обеда мы с хозяином расположились в курительной комнате с рюмками привезенного мною крымского коньяка и с ароматными кубинскими сигарами в зубах, из коробки, купленной недавно в Гаване. Курить-то я бросил, но вот хорошей сигаре я до сих пор не могу сказать «нет».
– Николай Павлович, – наконец-то спросил я, – вам в Госдепартаменте не передавали никаких бумаг для Югороссии?
– Николай Викторович, – ответил Шишкин, – пока что мне передали лишь свидетельство о ратификации договора между Югороссией и САСШ. Текст этого договора так и не был мною получен, несмотря на многократные запросы и даже телеграммы от самого канцлера Тамбовцева. Вот оно, кстати, – и он передал мне конверт.
– Спасибо, Николай Павлович. Посмотрим, что будет завтра, – сказал я и усмехнулся, – и, кстати, я хотел бы оставить у вас вот это…
С этими словами я передал ему рацию и зарядное устройство к ней, работающее на солнечных батареях, и добавил:
– Чуть позже я покажу вам, как всем этим надо пользоваться, и вы практически в любой момент сможете связаться с нашими людьми, как при получении какой-либо новой информации, так и если вам что-либо понадобится, или в случае, если вам будет грозить опасность.
На следующий день, одетый в парадную форму и при всех орденах, я поднял тяжелое дверное кольцо на дверях Президентского особняка – того самого, который в моем будущем переименовали в Белый дом – и с силой ударил по металлической пластине на двери. Дверь распахнулась, и в проеме появился черный дворецкий в ливрее, делающей его похожим на генерала.
– Сэр, что вам угодно? – спросил он.
– Подполковник Ильин, – ответил я, – специальный посланник Югороссии.
– Ах да, сэр, вас уже ожидают в Овальном кабинете, – невозмутимо сказал дворецкий. – Проходите, сэр, я вас провожу.
Хейс оказался невысоким, седобородым человеком, а Эвертс мне напомнил Тартюфа из одноименной пьесы Мольера – такой же святоша с умильным лицом. После рукопожатий и обмена любезностями, а также вручения мною верительных грамот из Константинополя Хейс откашлялся и начал:
– Полковник, мы так рады, что вы нашли время посетить наше скромное обиталище. Воистину Североамериканские Соединенные Штаты и Югороссия – великие державы, которые самой природой призваны быть партнерами.
Ну, то, что я оказался «полковником», меня не удивило – по-английски подполковник – lieutenant colonel, или «лейтенант-полковник», и при обращении первое слово обычно опускается. Но у меня сложилось впечатление, что он говорит для большой аудитории – а в кабинете были только мы трое. И, главное, за двадцать или более минут речи он так и не сказал ничего вразумительного. А мне приходилось стоять и внимательно слушать. Впрочем, каждому, кому хоть раз довелось побывать на комсомольском или партийном собрании, не привыкать к такого рода речам…
Наконец-то красноречие сего великого мужа иссякло, и он завершил свою речь словами:
– И я рад вам сообщить, что Конгресс ратифицировал Константинопольский договор, подписанный нашими державами. От имени нашей республики его скрепил своей подписью мой предшественник президент Грант, несмотря на все попытки Бокера и некоторых других личностей саботировать этот процесс. Мы уже передали послу Российской империи свидетельство о ратификации – а вот и официальная ратификационная грамота.
Я с полупоклоном принял переданный им документ и, в свою очередь, передал аналогичные документы Эвертсу и добавил:
– Мистер президент, мистер госсекретарь, в переданном вам экземпляре, согласно дипломатическому протоколу, присутствует полный текст договора – именно его ратифицировала Югороссия?
– Да, полковник, – ответил президент Хейс, – прошу прощения, типография Конгресса еще не отпечатала текст договора, ратифицированного Конгрессом. Но это – пустая формальность. Как только это случится, вам немедленно передадут этот документ. Но это может занять еще несколько недель.
– Мистер президент, – сказал я, – мне, увы, придется очень скоро покинуть САСШ. Но господин Шишкин, посол Российской империи, уполномочен принимать любые документы, предназначенные для Югороссии.
– Хорошо, полковник, – кивнул президент Хейс, – так мы и сделаем. А теперь прошу вас к столу!
И мы прошли в Овальный зал, выдержанный в голубой цветовой гамме, где нас уже ждали накрытые столы. Кухня была «помесью французской и среднезападной» – то есть с претензией, но чрезвычайно тяжеловесной. То ли дело ресторан в отеле «Вормли», а тем более повар у Шишкина…