Затишье

Мотовилиха… Думал ли Костя Бочаров, что рабочая слободка, в четырех верстах от Перми, окажется для него местом нового изгнания, окажется плавильником новых надежд? Не думал не гадал. И когда по просьбе полковника Нестеровского Смышляев, перед тем как надолго уехать на воды к больной жене, составил краткую записку по истории Мотовилихи, Костя проглядел ее без особого интереса.

А между тем судьба этого поселка мастеровых людей весьма примечательна. Еще в царствование Петра Великого, когда медь стала государству превыше религии, делом живота либо смерти, в Прикамье закопошились предприимчивые людишки. Уфимский обыватель Федька Молодой сторговал у крестьянина мельницу на речке Мазуевке, наладил возле нее печь с клинчатыми мехами для дутья, навозил гору какого-то песку. И вылетел в трубу. Года два, а то и три подряд плавил медь на ручном заводике рыжий подполковник Нейгардт. Торжественно погрузил всю медь на один струг, повез. Но ушел струг на камское дно на потеху рыбам.

Когда прискакал к Каменному поясу «птенец гнезда Петрова» капитан Татищев, только в Кунгуре нашел единственный заводик рудопромышленника Огнева, да и тот на ладан дышал. Взвалили заводик на подводы, отправили на Егошиху. Места были там гожие, берега речки Мулянки показали богатую руду, вода для плотины под боком, Кама для транспорту — лучше нету. Быть здесь казенному медеплавильному заведению!..

Зеленым дымом потянуло в таежные, дикие дебри. Косоглазые, в облезлых шкурах охотники, побросав луки и стрелы, бесшумно побежали прочь. Заметались по веткам белка и соболь, поплыли, фыркая, поблескивая темным мехом, хозяйственные бобры. А там закурились уже Пыскорский, Висимский, Юговский заводы; и на подмогу им, посреди мшистых в два обхвата сосен, на юркой речке Мотовилихе заложили в 1736 году еще один завод. Сперва чистили в нем только черную медь. Но — рудники рядышком, лес такой, что жги на уголь сколько понадобится, — начали мастеровые колдовать над печами.

И что же — со временем захирели заводы, лишь Мотовилиха удержалась. Выстояла, да ненадолго. Скудели возле нее обманчивые рудники. Граф Воронцов купил бросовый завод у Камы за гроши, старался выжать из него даже молозиво, повторяя знаменитые слова Людовика XV: «После нас хоть потоп».

Застонали мастеровые люди, и только в декабрьские морозы за сто верст от Мотовилихи заржали кони пугачевских разъездов, завод замер в ожидании огневых дел. Лишь у печей лили ведуны легкие пушки в подарок батюшке-царю. Но сложил свою голову мужицкий царь, а Екатерина Вторая указала строить город Пермь и откупила у Воронцова Мотовилиху обратно в казну. Граф был утешен сотней тысяч рублей и прощением государственных недоимок на ту же сумму.

На печах появились новые — цилиндрические — мехи, на одном из рудников закашляла паровая машина, отсасывая воду. Однако ж все это было одно что мертвому припарки. Рудники вовсе отказали, иностранцы заторсили Россию беспошлинным металлом. А главное — крепостное право душило завод. Что уж там говорить, если продажная цена пуда меди на российских ярмарках была восемь рублей, а мотовилихинская даже в 1862 году стоила двадцать пять рублей!

Пермские дельцы братья Дурасовы просили завод в аренду на полсотни лет, божились ежегодно вносить в казну двадцать тысяч рублей серебром. Думали разогнать чиновников управленья: семерых с ложкой на одного с сошкой, командовать мастеровыми без посредников.

У правительства же были другие замыслы. И пока мотовилихинцы копались в своих огородах, дергали за сиськи своих коров, горестно вздыхая на холодные трубы и печи, в канцелярии начальника горных заводов полковника Нестеровского заседали деловые чиновники. Был среди них высокий гость: сам директор горного департамента генерал-майор Рашет. Ему уже далеко за пятьдесят, но губы энергически крепкие, глаза живые, с чернинкой. Тридцать лет прослужил он на уральских заводах, в канун реформ управлял Нижнетагильским округом. И взлетел высоко и быстро, словно помог ему излюбленный его конек — железная дорога. После Крымской кампании и писал он, и повсюду говорил: без железных артерий организм России разобьет паралич.

Вот и теперь, дымя сигарою, сел на своего конька:

— Орудия каравана пятьдесят пятого года пришли с Урала на театр военных действий только по заключению перемирия. Во время же осады наши заводы успели поставить севастопольцам лишь сорок три орудия. И все потому, что везли на волах… Сейчас, когда мы развернем на Урале артиллерийскую промышленность, крайне необходимо связать Пермь и Екатеринбург через Кушву, через Нижний Тагил одной горнозаводской веткой.