Заступа

Возле иконостаса две фигуры склонились голова к голове. Бучилина армия во всей мощи своей — запуганная, истурканная напастями баба и попик с чуть наклюнувшей бородой. Лучшая компания для крестового похода против нечисти, мать его так. Иона горячо шептал Лукерье на ухо, та послушно кивала. Увидев Руха, подняла полные муки и надежды глаза. Лукерья боялась. Все боятся, Бучила даже больше других, примерно зная с чем придется столкнуться. От большого знания большая печаль, оттого образованные люди меньше живут.

— Воркуете, голубки?

— Побойся Бога, Заступа, — вознегодовал Иона.

— Бога бояться, с тещей в бане не мываться, — осклабился Бучила. — Ты не серчай, поп, это я ужас из себя шуткой гоню.

— Страшно тебе? — обрадовался Иона.

— А тебе разве нет?

— Меня Господь и святые оборонят.

— Ага, как черти драть тебя вздумают, вспомни о Боге, меня не зови, — Рух перевел взгляд на Лукерью. — Готова ли, душенька?

— Готова, Заступа-батюшка, — Лукерья смотрела с преданностью собаки. Покорная, это хорошо. Ну правда не для нее.

— Слушай внимательно, ласточка, и запоминай, повторяться некогда нам. От тебя и твоя жизнь зависит и дите твое ненаглядное. Как скажу, принимайся молитвы читать. Грамоте обучена?

— Бог миловал, батюшка.

— Странно если б иначе. На память много знаешь молитв?

— «Отче наш», «Символ веры», молитвы Исусу и Деве Марии, — без запинки перечислила Лукерья.

— Не густо, — расстроился Рух.

— Я могу читать, а она повторяет пускай, — всунулся Иона.

— Господи, чему вас только учат в ваших монастырях? — Бучила посмотрел на него словно на дурачка. — Мать должна отмаливать и боле никто, иначе дите не вернуть. Ты, Лукерья, молитвы какие знаешь читай, а меж них проси Отца Небесного спасти раба божьего Дмитрия, не торопись, не останавливайся, ни на мгновенье не умолкай. Нечистый примется тебя совращать, с толку сбивать, всячески искушать, ты не слушай, не откликайся, читай и читай. Замолкнешь — пропал Митяйка, не отдадут. Поняла?

— Поняла, батюшка.

— А мне делать чего? — заволновался Иона.

— А чего обычно ты делаешь? Ходи, пучь глаза, охай глубокомысленно. Ежели завертится, мертвым прикинься, упаси тебя Бог под ногами у меня путаться.

— Прятаться от нечисти не намерен, — Иона обиженно засопел и брякнул, красуясь перед Лукерьей. — Я воин Христов!

— Ну лады, — как-то сразу успокоился Рух. — Если явится тварь какая, глазища ей выдавливать начинай.

Он пожал плечами и ушел к дверям. Наступил неуловимый миг, когда сумерки сменяет темная ночь. Село затихло, желтую луну укрыли рваные облака. Рух с усилием закрыл тяжелые створки и задвинул засов. Подергал, отошел на пару шагов, смутился, вернулся и снова проверил запор. Дурацкая привычка, вроде запер, а едва отойдешь, внутри начинает грызть пакостный червячок — а вдруг не закрыл, вдруг забыл и сейчас кто-то вонючий и злой проберется и всех тут сожрет.

Бучила встряхнулся и громко велел:

— Лукерья, начинай!

Лукерья сноровисто бухнулась на колени, перекрестилась, сильный, высокий голос наполнил церковь, эхом отражаясь от стен и уплывая под купола.

— Отче наш, иже еси на небесях!

Да святится имя Твое,

да прибудет Царствие Твое…

Рух примостился в уголке, держа Лукерью на виду. Подгреб под задницу могильной земли, блаженно вытянул ноги и приложился к припасенному меху со сладким вином. Напившись, побулькал над ухом и остался доволен. Ночку хватит скоротать. Иона, не находя себе места, болтался по храму.

— Сядь ты, не мельтеши, — попросил Рух. — Собьешь бабу с толку, все прахом пойдет. Уймись, винишка хлебни, полегчает.

Поп демонстративно отвернулся и ушел к аналою, поближе к Лукерье, взявшись беззвучно молиться, перебирать четки и настороженно зыркать по сторонам. «Аки пес» — усмехнулся про себя Рух.

— …спаси и помилуй раба божьего Дмитрия.

Верую во единого Бога Отца Вседержителя, творца неба и земли…

Тьма висела в душном церковном нутре, пропахшем старым деревом, потом и ладаном. Бучила потягивал вино, поочередно поднимая здравицы за каждого из святых, Лукерья молилась, Иона бдил. Рух, поймав настороженный взгляд монаха, сладко зевнул и приложил сложенные ладони к голове. Дескать не мучься, поспи. Иона отрицательно потряс бородой и отвернулся. Некогда ему спать, на посту человек.

— …и паки грядущего со славою судити живым и мертвым…

Время тянулось каплями горького меда, Бучила окончательно освоился в церкви, винишко здорово помогло, он чуть захмелел, из тела ушла противная скованность. Святые уже не казались такими суровыми, посматривая даже, вроде, завистливо и понимающе. Ведь нормальные мужики, испоганившие себе жизнь трезвостью, воздержанием от баб и прочей мурой.