Застенчивый убийца

«Особо не поможет, даже если я поверну фотографию», – подумал он и испытал тот же непонятный восторг, как и при звонке на коммутатор полиции.

Юханссон положил фотографию на покрывало. Взбодрился несколькими глотками кофе, три раза глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки.

– Ларс Мартин, еще немного, и ты сойдешь с ума, – сказал он вслух. – Не раскисай.

И это сработало. Столь же внезапно он снова стал спокойным и собранным. Взял портрет девочки и опять внимательно изучил его.

«Конечно, я не парикмахер, – сделал заключение Юханссон. – Но, судя по фотографии, ее волосы уложены или собраны вместе. При помощи заколки, ленты или, пожалуй, обычного плетеного шнура вроде того, каким его жена имела привычку подвязывать непослушные локоны, когда находилась в спортзале и тренировалась или просто хотела подвигаться.

Бу Ярнебринг был крайне дотошным человеком. Один из легендарных сыскарей, вполне заслуженно носивший это звание, он вдобавок к прочим достоинствам научился очень хорошо составлять описание интересовавших его людей. И в данном случае к протоколу изъятия прилагался список допросов, которые он провел, пытаясь выяснить, что Жасмин имела на себе и с собой в тот день, когда исчезла. Три с матерью, два с отцом девочки и десять с пятью свидетелями, скорее всего видевшими ее на пути между материнским и отцовским домами. Плюс еще десяток с людьми, свято верившими, что именно Жасмин попалась им на глаза в тот злополучный день, но, вероятно, заблуждавшимися, поскольку их описание и самой жертвы, и ее наряда сильно разнилось с данными первых семерых.

Ничего о маленькой красной заколке в форме головы Мончичи.

«Проще всего позвонить Ярнебрингу», – подумал Юханссон, и примерно в тот момент усталость навалилась на его тело. Опустошила голову от всех мыслей, лишила сил и воли. Он едва успел отложить в сторону папку и сразу заснул, а когда проснулся утром, с трудом вспомнил, чем занимался до этого.

От ужина он явно отказался, поэтому из чувства долга съел бутерброд (черствый хлеб с сыром), выпил пару стаканов воды, съел грушу или же это было яблоко. Вероятно, сходил в туалет, умылся, почистил зубы. Обсудил с Пией практические вопросы, требовавшие немедленного решения в связи с тем, что он перебирался домой, в их большую двухэтажную квартиру в Сёдере. С кухней и его рабочей комнатой внизу и их спальней и ванной наверху, и узкой лестницей, которая сейчас могла стать трудным препятствием в его нынешнем состоянии.

– Если хочешь, мы можем поставить кровать у тебя в кабинете, там ведь хватает места. Или спи в комнате для гостей внизу. Реши просто, как тебе удобнее.

– Я могу устроиться на диване, – сказал Юханссон и в то самое мгновение снова заснул.

Он проспал всю ночь и видел во сне Жасмин. И в результате не испытал ни страха, ни радости. Задумчивость главным образом – хотя какое отношение она имеет ко снам? – и, пожалуй, печаль. Печаль, которая не успела захватить его целиком и полностью, едва заключила в свои объятия.

Та же самая Жасмин, как на фотографии. Правда, без улыбки. Она стояла и смотрела на него. Серьезно, настороженно, но без толики страха в глазах.

– Эй, малышка, – говорит Юханссон. – Тебе не надо бояться.

Она не отвечает, но кивает и явно не опасается его.

– Я нашел твою заколку, – продолжает он и протягивает ее девочке.

– Спасибо, – отвечает она. Удивлена, но улыбается. – Спасибо, добрый дядя, – говорит она и берет ее из его протянутой руки.

32 Утро среды 21 июля 2010 года

Сначала туалет, потом душ, затем чистка зубов. Зато он мог не бриться.

– Небольшая щетина всегда к лицу крутому парню, – пробормотал Юханссон и поковылял назад к себе в палату.

«Ленивые черти», – подумал он, ложась в кровать. Четвертый раз подряд никто не страховал его, когда он совершал свою опасную для жизни прогулку. Несмотря на все деньги, которые он перечислил им в виде налогов за всю жизнь, никогда не прося ничего взамен.

Далее завтрак, полезный для здоровья: с йогуртом, мюсли и свежими фруктами. Три стакана минеральной воды и никакого кофе.

Лечебная гимнастика тоже прошла своим чередом, хотя все его мысли были заняты только свободой. К сожалению, он пребывал все на том же уровне, пусть по-настоящему старался, чтобы в последнюю минуту это не сочли непредвиденным обстоятельством, причем возникшим по его собственной вине.

– Смотри с оптимизмом на ситуацию, – сказала физиотерапевт и заключила его в объятия.

– Буду стараться, – ответил Юханссон, кивнул и улыбнулся.

Он чувствовал себя свободным. С ясной головой. Никакого беспокойства, никакого страха. От всех недомоганий вроде бы не осталось и следа.

Затем появилась его докторша, ныне также самый важный источник информации, Ульрика Стенхольм, которая как раз в это утро выглядела очень усталой, на все свои сорок четыре года.

– Я не знаю, но что-то со мной не так, – вздохнула она. – Впервые за много месяцев вокруг меня царили тишина и покой, а я едва сомкнула глаза за целую ночь. Думаю о детях, вижу их во сне, звоню их отцу и бужу его.