Не выпускал его, одной рукой держался за край бассейна, другой обнимал его голову, целовал его лоб, волосы, и не мог поверить в то, что он жив. Я вспомнил все. Драку. Как упал, как меня били по голове, как мелькнула в башке последняя мысль, что Генри уже разбился где-то в горах.
– Все, все, не здесь, отпусти меня, – его лоб все еще лежал на моем плече.
Генри с трудом выговаривал слова.
– Куда? Куда я тебя отпущу?! Рехнулся?! Я тебя никуда теперь не отпущу!!! Генри…
Сейчас тот зверь, что выл во мне все последние дни вселился в меня самого. Я сам стал этим зверем, я выл в голос. Рычал, скалился, протестовал – отпустить? Я не способен на это даже ответить.
Нам повезло – остальные были заняты психованным мужиком, никто на нас толком не обратил внимания. И даже если бы обратили, с этого момента мне было не до них. Генри уткнулся губами в мое плечо. Я хотел поцеловать его по-настоящему, однако он не только меня остановил, но и отстранился.
– Не здесь. После работы.
Генри первым вылез на поверхность. Я за ним. Как раз ребята вывели скандалиста в другом конце помещения. Кто-то кричал, что надо вызвать полицию, кто-то заметил, наконец-то, нас и послал за служебной медсестрой.
– Идем на пост, – велел мой любимый дельфин.
– Куда скажешь, хоть в другую вселенную! – прорычал я, хотел коснуться его, и опять был остановлен.
Вернулись на свои места, встали рядом, как обычно стояли во время смены. Лишь сейчас до меня дошло, что у Генри разбита губа.
– Ты… Зачем ты… Генри!
Он заметил, на что я показываю. Провел пальцем по уголку своих губ, там была кровь. Оберг перехватил мое запястье, потому что я уже двинулся наказать обидчика моего дельфина!
– Нет. Стой, Клим, – наружу показались белые клыки, они тоже были испачканы в крови. – Это не большая цена за тебя. Я даже отблагодарю его при случае.
Остановился.
– Ты это серьезно?
– Серьезно, Клим. Я узнавал, – сиреневые глаза снова налились болью, – могло ничего не получиться. Пятьдесят на пятьдесят.
Категорически не согласился с ним:
– Я не мог не вспомнить тебя. Это невозможно!
– Нет, стой. Не здесь. Мы должны завершить смену.
Если бы он упрямо не остановил меня, я бы перекинул его через плечо и уволок отсюда. В моей груди пели птицы и шумело лазурное море. Я буквально слышал шум волн и чувствовал тепло нашего солнца.
– Я тоже очень хочу, но мы должны. Потерпи. Потом… – сиреневые глаза лукаво сверкнули, – будет все, что захочешь.
Мой ответ увяз в хрипе:
– Совсем все? Обещаешь?
– Обещаю, Клим.
Я проглотил цистерну слюны, которая еще довольно долго мешала мне начать разговаривать. Меня захлестнули и чувства к нему, и воспоминания. Все, что мог сделать, занять свой пост рядом с ним. Плечо к плечу, чтобы хоть таким образом быть с Генри.
– Где тут раненный спасатель? – девчонки привели медсестру.
Ирина Львовна пришла с чемоданчиком. Его обступили, только это никак не помешало нам смотреть друг на друга поверх их голов.
– И это рана? Разбили губу, что такого?
– Вы должны ему помочь! – впереди остальных подпрыгивала Маша. Каким образом она здесь материализовалась? – Вы видите, его избили! Я уже вызвала полицию.
– Зачем? – поинтересовалась Ирина Львовна, доставая из чемоданчика какую-то жидкость и наливая ее на ватный тампон.
Генри был похож на статую. Взгляд сиреневых глаз всецело принадлежал мне. У меня мозг закипал, ведь в этот момент начинаю осознавать, что он здесь из-за меня. Он приехал, делал все это, ходил за мной… Он спровоцировал мужика, чтобы тот его избил лишь для того, чтобы я вспомнил его. Я переступил с ноги на ногу. Обхватил свои плечи руками, останавливая себя изо всех своих чертовых сил – хотел отогнать всех от него, обнять! Он все это сделал ради одного меня! Вчера успокаивал, был рядом и терпел тупого меня, который никак не мог его вспомнить!
Последний раз слезы на моих глазах были в детстве. Я вдруг понял, что реальность вокруг намокла. Шмыгнул носом, провел под ним рукой. Черт! Этого всего просто не может быть…
Спустя полчаса мы, наконец, поговорили. Когда все ушли, а мы остались наедине. Я даже прогнал Рунаевского, хотя ему было очень интересно, что же такое произошло и почему я теперь не отхожу от новенького.
– Тебе уже лучше? Как твоя голова?
– Болит. Но я счастлив, Генри. Боль пройдет.
– Так должно быть, врач говорил об этом. Ты, наверное, хочешь многое узнать?
Я старался унять дрожь во всем теле. Слабо это у меня выходило.
– Да.
Мы оба говорили и старались не смотреть друг на друга. Все наше внимание было направлено на людей в бассейне, потому что стоило бы только нам повернуться друг к другу – ни о какой работе речи бы больше не шло.
– Чем все закончилось с Ноа? Он все еще на свободе?
Генри понизил голос, мимо нас постоянно кто-то ходил. Но мы должны были хотя бы поговорить. Теперь, когда мы снова рядом, хоть это должны были использовать.
– Сперва скажи, что ты кричал про “Теслу”, когда стоял на вышке? И почему потом спрашивал, живой ли я?