Заставлю вспомнить Русь...

Ключ[21], в котором плыла ладья Микулы, по команде воеводы Асмуса резко повернул вправо и, сбавляя скорость, начал принимать боевой порядок. Византийские корабли были уже рядом, всего в нескольких стрелищах от русичей[22]. Ближе всех к ладье Микулы находился дромон с высокими, ярко раскрашенными бортами, вдоль которых часто блестели каски и копья легионеров. Несколько манёвренных, быстроходных памфил вырвались было перед ним, но, увидев устремившийся на них плотный строй русских ладей, тотчас поспешно отпрянули назад, под защиту бортов дромона. Три следовавшие за ним тяжёлые, неповоротливые грузовые кумвирии почти вплотную приткнулись к его корме.

Под дружными, сильными ударами гребцов борт вражеского корабля приближался с каждой секундой, угрожающе вырастал в размерах. Ладья Микулы вырвалась из общего строя ключа на несколько корпусов вперёд, за ней смело шли на сближение с неприятелем остальные русские корабли: стремительные ладьи и более внушительные, с нашивными бортами насады. И вот дромон всего в полёте стрелы от ладьи тысяцкого.

Микула поднялся со скамьи, плотнее надвинул на лоб шлем. Поправил бармицу, снял с борта висевший на нём свой щит. Рванул из ножен меч.

   — К бою, други! — далеко над морем разнёсся его голос. — Смерть ромеям!

   — Смерть! — оглушающе раздалось вокруг.

На скамьях вдоль бортов судна осталось всего несколько самых опытных и сильных гребцов, которые должны были не позволить ладье столкнуться с дромоном, заняв, однако, удобное для абордажа положение. Остальные дружинники проверяли оружие, натягивали на луках тетивы, поудобнее пристраивали на бёдрах колчаны со стрелами. Один из воинов, сидевший до этого на дне ладьи на корточках, выпрямился, открывая взорам большую жаровню с ярко тлевшими угольями. С разных сторон десятки рук протянули к ней стрелы с привязанными к древкам пучками просмолённой пакли.

Микула оглянулся. Две ладьи, догнав его судёнышко, плыли рядом, следом за ними широким полукругом надвигались на дромон другие ладьи и насады их ключа. Пора! Микула резко опустил меч, и десятки горящих стрел метнулись к византийскому кораблю, впиваясь в деревянные борта, застревая в такелаже, влетая внутрь его чрева через отверстия для уключин. Ещё взмах меча — и новая стая горящих стрел обрушилась на неприятельское судно.

Ладья тысяцкого почти вплотную приблизилась к дромону. Гребцы сумели быстро и умело развернуть её вдоль чужого борта, и врагов теперь разделяла лишь узкая полоска воды. Дружинники откладывали в сторону ненужные луки, обнажали мечи, выстраивались у ближайшего к дромону борта ладьи. Несколько воинов, прикрытых сверху щитами товарищей, лихорадочно готовили к броску на византийский корабль длинные лестницы с острыми крючьями на концах. Две другие вырвавшиеся вперёд русские ладьи плыли чуть в стороне от судёнышка Микулы, готовые идти на абордаж дромона с кормы.

На палубе византийского корабля раздалась громкая, властная команда, и через его борта полыхнуло пламя. Длинные, ярко-красные, с дымными хвостами струи огня протянулись к русским ладьям, следовавшим сбоку Микулиной, уткнулись в них. И вместо красавиц ладей с десятками готовых к бою воинов на волнах выросли большие чадные костры, всё ещё продолжавшие по инерции свой бег к корме дромона. Леденящий душу, полный ужаса и боли крик пронёсся над гигантскими кострами, из бушевавшего огня метнулись в море три-четыре объятые пламенем человеческие фигуры. А над бортом дромона снова взлетело пламя, и ещё несколько языков огня, словно живые, потянулись к другим русским судёнышкам.

«Греческий огонь»! Микула и раньше много слышал об этой таинственной горючей смеси, которую метали византийцы во врагов на суше и море, заживо испепеляя их. В зависимости от обстоятельств ромеи швыряли в неприятеля глиняные сосуды, которые при ударе о твёрдый предмет разбивались и разбрызгивали во все стороны самовозгоравшийся на воздухе горючий состав, либо выплёскивали огненные струи через специально изготовленные метательные трубы-сифоны. Секрет огня был известен только византийцам, и сколько побед они выиграли лишь благодаря его применению! Если им сейчас не помешать, ромеи уничтожат всё живое и неживое, что находится в окружённом их флотом пространстве.

   — На копьё! — что было сил крикнул Микула, нарушив нависшую над ладьёй мёртвую тишину.

Он оттолкнул плечом в сторону замешкавшегося дружинника, вырвал из его рук конец абордажной лестницы, изловчившись, ловко швырнул её крючьями на борт дромона. Прежде чем византийцы успели их обрубить или оттолкнуть лестницу, тысяцкий первым бросился по перекладинам на вражескую палубу. Двое легионеров у борта выставили ему навстречу копья, но в горло одного тут же впилась русская стрела, в грудь второго с силой вонзились несколько коротких метательных копий-сулиц.