Застава в степи

— При-каз. С новой строчки. На па-лу-бе крейсера «МТМ» обна-ру-жено очень много железного хлама, который мешает всем нам двигаться вперед. Юнге крейсера «Аврора» приказываю. Первое. Завтра же, 3 июня, навести образцовый порядок на всей палубе вверенного вам корабля. Второе. Поручите экипажу машинно-тракторной мастерской, в скобках — МТМ, отобрать весь металлический лом и поднести к ограде. Третье. Прикажите своему бухгалтеру списать с баланса все ненужные совхозу железки и передать их по акту представителям флотилии. Четвертое. Об исполнении доложить лично мне.

Подпись. Боцман «Авроры» Синицын.

— Написал?

— Написал, — ответил я, протягивая Генке приказ для подписи.

— Ну, как? — поднял над головой листок Генка.

— Ура! — пронеслось в ответ.

— Молодец, Генка! — похвалил его Коля. — За твою находчивость прибавляю «Авроре» пятьсот миль!

Весь отряд дружно захлопал в ладоши.

— Только очень маленький срок ты даешь своему юнге, — напомнил адмирал. — Дай ему хоть два дня.

— Конечно, — поддержал Грачев. — Мы даже за день не перетаскаем пятнадцать тонн.

— Позовем твоих маленьких гномов, — хитро подмигнул ему Синицын, — первоклашек. И уж на этот раз честно зачислим их юнгами на корабли.

— И все-таки дай Дмитрию Петровичу два дня, — попросил Попов.

— Дай, Генка. Дай, боцман, — присоединили мы свои голоса. Когда поправки были внесены в приказ, Коля сказал:

— Боцман Синицын, разреши мне доставить этот приказ по назначению.

Генка хотел что-то возразить, но все на него закричали:

— Разреши! Пусть Коля!

— Это для нашего экипажа великая честь, адмирал, — сказал Генка, передавая Попову сложенный вдвое тетрадный лист.

Как только утром над поселком мелодично прозвенели кремлевские куранты, возле двери радиоузла собрались почти все участники сбора. Мы с нетерпением ждали появления Коли Попова. Наконец, он пришел. Поднявшись на крыльцо, адмирал достал наш листок и передал его Генке.

Генка взял листок, вгляделся в него и начал медленно, неторопливо читать:

«Боцману тов. Синицыну.

Ваш приказ выполнен. Можете приступить к отгрузке металлолома.

Юнга с «Авроры» Д. Журавлев».

— Ну, что я вам говорил? — победоносно оглядел всех Синицын. — А повезет этот клад на станцию знаете кто? Мой отец. Мы уже с ним обо всем договорились. Он сегодня выйдет на работу.

И еще одну радость принесло нам это ясное теплое утро. Коля сказал, что начальник строительства Братской гидроэлектростанции товарищ Наймушин обещал написать о нашей опоре в «Пионерскую правду».

Здравствуй, Братск!

Вечером, когда дежурные положили звонок до утра на полку, все командиры, рулевые, боцманы собрались в пионерской комнате.

Подсчитывали последние оценки, открывались конверты с последними донесениями красных следопытов. Мы с Генкой не могли усидеть на месте. Еще бы — «Аврора» снова впереди! Она на сорок миль оторвалась от ближайшего крейсера. На нашей фок-мачте поднят флаг адмирала.

Я подошел к карте и медленно передвинул свой крейсер ближе к Братску. Вот он, совсем рядом порт, куда мы идем больше трех месяцев. Если протянуть от большого пальца указательный, он упрется в Падунские пороги. Впрочем, порогов теперь нет, их скрыло под своими волнами новое сибирское море.

После меня свои корабли передвинули командиры «Спутника» «Юности», «Семилетки», «Мира»…

Грачев отошел от карты, поправил светлую челку и завистливо сказал:

— Ну и везет же вам.

— Чудак человек, — засмеялся я, — никак не застрянет в твоей голове, что у нас «Аврора»…

Грачев заткнул уши и прокричал:

— Знаю, знаю. Вы легендарные. Вы по Зимнему стреляли.

— То-то, — с чувством достоинства изрек Синицын. Когда вся эскадра встала на новое место, я спросил:

— Завтра будем в Братске?

— Что за вопрос, — ответил Синицын.

— В какое время дня?

— Утром.

— На рассвете, — закричали рулевые.

— А раз так, должны мы дать в порт назначения радиограмму?

— Само собой.

— Как говорил великий дипломат Питт Младший…

— В стихах. Я уже придумал…

Снова раздался нестройный хор.

Тут уж я почувствовал себя на гребне девятого вала и решил командовать всей флотилией.

— Садись, Генка, пиши телеграмму.

Это не очень понравилось остальным.

— Почему Синицын?

— Он пишет хуже, чем курица лапой.

— И ошибки делает.

— Подумаешь, флагман.

Оскорбленный таким непочтением, Синицын вскочил на парту и, как артист из трагедии, выбросил руку вперед.

— Прошу без оскорблений, — перекричал всех Генка. — Про почерк замечание верное, а насчет ошибок — я прошу. У меня за последний диктант пятерка. И, между прочим, трудовая — ни одного слова не списал.

Все немножко посмеялись над откровением Синицына и признали, что лучше, чем у Тарелкиной, ни у кого почерка нет.

Лена растерянно поглядела на ребят, но все были серьезными, и она, перекинув косу за плечо, опустилась на стул.

— Диктуйте.

Вовка Грачев поправил галстук и торжественно, как на линейке, начал:

— Мы, пионеры восьмилетней школы, включаясь…

— У-у-у, — взвыл Синицын, хватаясь за щеку.

Все недоуменно посмотрели на него.