Застава

— Вы, наверное, к Мише Боброву? — донеслось из квартиры. — Он в больнице лежит.

— Нет, Надежда Сергеевна. Мы к вам.

За дверной цепочкой качнулось недоумение. Дверь приоткрылась чуть шире, и старшие Полозовы разглядели озадаченное старческое лицо, сплошь покрытое морщинами. Лис приветливо улыбнулся. Женщина подалась вперёд и вдруг отпрянула.

— Господи милостивый! Серёжа!

— Нет-нет, не волнуйтесь, — заторопился Лис, увидав, что старушка побелела как мел. — Меня зовут Борис. Я…

Она принялась суетливо открывать дверь.

— Я всего лишь дальний родственник Людмилы Николаевны Старостиной.

Цепочка брякнула о косяк, и дверь открылась. На площадку и лестницу пролился электрический свет.

— Простите, — женщина прижала к груди костлявые руки и отступила в длинный высокий коридор, — проходите, пожалуйста. Конечно, проходите… Как похож!.. Не обращайте на меня, старую, внимания. Я сейчас… сейчас успокоюсь.

Тур, начавший было снимать перчатку, замедлил движение, а Ворон в свою очередь сделал всё, чтобы идеальное сходство близнецов не произвело на хозяйку особого впечатления. Это оказалось нетрудно, поскольку кроме Лиса старушка никого не замечала.

— Проходите, — она торопливо, но удивительно легко семенила впереди. — Проходите, сюда. Тут я живу. Сейчас сядем, поговорим… Господи, как же вы похожи на Серёжу! Я вам и альбомы её покажу. Вы, наверное, и фотографий-то не видели? Сколько лет прошло. Что ж раньше не приезжали? Я и не надеялась, что у неё родственники кроме матери оставались.

У Ворона появилась шкодливая мысль: запустить секундомер и просчитать количество слов в секунду, выдаваемое шустрой маленькой старушкой. Складывалось впечатление, что появление неожиданных гостей сработало как ключ от заглушки мощного словопотока, накапливаемого многие годы.

Длинная узкая комната с гигантским потолком была заставлена старой, но добротной мебелью. Часть помещения отгораживал массивный бельевой шкаф, за которым на стене виднелись десятки этажей разноликих книжных корешков.

— Муж мой покойный здесь работал, — походя пояснила хозяйка, заметив внимание Лиса к домашней библиотеке. — Тут все труды свои писал. А Серёжа любил к нам за книжками приходить. Какой мальчик был любознательный! Бывало, книжку прочитает, а потом на кухне Людмиле пересказывает. Вы садитесь, пожалуйста, не стесняйтесь. И простите меня, старую, за мою болтовню. Хорошо мы жили в прежние времена, дружно. Со Старостиными всегда вместе, как с родными! Это сейчас, — она махнула рукой в сторону коридора, — каждый в своей конуре. Никому до соседей дела нет. А раньше и в отпуск вместе, и беды пополам, и радости. Я абсолютно убеждена: память — она словно живая душа. Пока помнишь людей, они живут рядом с тобой. Хоть десять, хоть двадцать лет. Это хорошо, что вы про Старостиных вспомнили. А уж я боялась, всю память в могилу за собой унесу. Жалко. Как всё обернулось!

— Надежда Сергеевна, — Лис улучил момент прервать монолог и направить беседу в упорядоченное русло, — про Людмилу Николаевну и её семью мы узнали совсем недавно. Так получилось. Когда её мать умерла…

— Ой, да, да, — хозяйка присела на краешек дивана напротив гостей. — Позвонили мне, сказали. Хотела на похороны поехать, да побоялась. Старая уже. Жалко Прасковью Михайловну. Добрая она была. А Людмила не в мать пошла. Жёсткая женщина, но справедливая. Сколько ей подножек ставили, пока диссертацию писала! Святослав, муж её, вмешаться хотел, не позволила. Сказала: ты сам «защитился», и я сама пробьюсь. И пробилась. Он её, как мог, вдохновлял. Хорошая была семья. Видно, Бог и вправду забирает таких первыми.

— А что всё-таки случилось, Надежда Сергеевна? Нам пока не удалось…

Выдумывать объяснения Лису не пришлось: рассказчица заводилась с пол-оборота.

— Беда случилась. Очень большая беда, — старушка всхлипнула и тут же устыдилась. — Простите. Простите меня старую. Супруг меня за слёзы ругал, а теперь вот уж полгода ругать некому. Иногда срываются слезинки, — она вздохнула и тем самым сдержала выступившие на глазах эмоции. — Сразу после новогодних праздников Святослав к родителям своим поехал в деревню, недалеко от Пушкино. Серёженьку взял с собой, как положено — в каникулы. Люда тогда дома осталась, что-то у неё в институте с расписанием вышло не так. В общем… не вернулись они.

— Как это? — прошептал Лис.

— Не вернулись, и всё. На станции их видели. Следователь потом объяснил. А в электричке нет. Много тогда всякого безобразия творилось. У нас в музее однажды мальчишки витрины побили. Надышались какой-то гадости и одурели совсем. А у знакомой моей на дочку хулиганы напали, когда из музыкальной школы возвращалась. Вот и гадай, что там на станции случилось. Люди разные попадаются. Иные за червонец готовы жизни лишить. Место глухое, болота кругом. Теперь ни могилы, ни плиты надгробной…

Она умолкла, и в комнате стало совершенно тихо.

— А Людмила? — Лис осторожно подвёл разговорчивую бабушку к актуальной теме.