Застава

– Каким же образом, позвольте спросить? – поинтересовался Ворон.

– Позволяю! – призрачный император закинул ногу на ногу. – Боле того, отвечаю: я знаю то, что никто не может знать при жизни. А после смерти знает, но не может сказать. А я могу. Здесь, в моём нынешнем существовании, я научился ждать. Неуклонно и терпеливо я тружусь во имя моей заветной цели.

– Какой же, если не секрет? – старательно скрывая пессимизм в голосе, опять спросил Ворон.

– Россия достойна быть великой державой мира! Какой видел её мой прадед! И люди России – будь то владыки, смерды, женщины, дети – достойны жить богатыми и счастливыми под рукою справедливой власти!

В порыве возвышенных эмоций император-призрак вскочил и пробежал по спальне к закрытому шторами окну. Видимо, в его представлении занавесей не существовало, и он, воздев в небо руку, продолжал пылко и возбуждённо.

– Когда толпы вооружённых матросов бродили здесь и там, когда бились на февральском ветру кровавые знамёна, когда речи вождей поднимали народный дух, мне казалось: вот оно! – Призрак выдержал театральную паузу. – Вот оно – начало освобождения! Но…

Информационный Павел вернулся в кресло, швырнул треуголку на каминную полку и закончил без тени пафоса.

– В тот раз я ошибся.

– А как вам танки на улицах Москвы в начале девяностых? – не удержался Ворон.

– Ох! Ой! – призрачный лик брезгливо перекосился. – Будет вам поминать! Фу! Я насилу вбил им мысль о скорейшей смене руководства. Впрочем, на то потребовался без малого десяток человеческих лет.

– Послы приходят прямо сюда? – как бы невзначай уточнил Тур.

– По разному случается. Чаще притягивается мысль какого-нибудь второсортного колдуна. Или экстрасенса, как нынче любят говорить. Я сам разрисовываю его облик по своему усмотрению. Представляю, ха-ха-ха! – призрак заливисто рассмеялся, – представляю, как они удивляются, когда обнаруживают на себе в зеркале лишние черты! Однажды повадился ко мне один замухрышка с вопросами о Чечне. Всё ему хотелось знать: как, что, когда, куда вложить капиталы, с какой бандой завязать дела наверняка. Наскучил страшно. Я выпроводил его не солоно хлебавшим, а в подарок вручил сотню тараканов. Ненавижу эту пакость! Так он до скорого конца дней своих этих тараканов с себя и стряхивал. Ха-ха-ха!

– По-моему, это жестоко, – выговорил Лис.

– Жестоко? – глаза призрака весело блеснули. – Я позволяю себе шутить над теми, кто мнит о себе велико, а стоит дёшево. Таковые встречаются. Но мне нравится, что вы, обладая могучими силами, кои даже я не способен охватить знанием, связываете себя всё-таки с людьми. С этими ничтожными каплями памяти, порой забывшими предков своих, погружёнными в вечные заботы о хлебе насущном, старательно запирающими друг от друга свои тесные мирочки. Всё верно, господа, – призрак медленно поднялся на ноги. – Они – это мы. А мы – они. Им кажется, что ими управляют свыше. Какая глупость! Они сами управляют собой, сами вливаются в небытие и сами выходят на белый свет: как голоса, как мысли, как сама память.

– Вы отзываетесь о людях с пренебрежением, – разочарованно заметил Лис. – Почему?

– Это эмоции, юноша, – император-призрак грустно улыбнулся. – Но не подумайте, что я виню русский народ в том, что с ним происходит. Народ должно уважать. То первая заповедь любой власти. Каков народ, такова и Империя. Они рубят корни одного человека, не ведая, что подрубают мощь всей Державы. Но я верю в Россию. Устоит русский народ. Выдюжит. Вытерпит! И останется русским народом, как было во все времена.

– Павел Петрович, а не входит ли в ваши планы вернуться в Память земную? – спросил Тур. – Ваши знания и чувства обогатили бы её для новых поколений.

Призрак императора задумчиво прикрыл глаза, плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.

– Рано. Я вижу себя нужным здесь, в этом маленьком мире, наполненном собранными мной знаниями. Я храню эти знания и отдаю по мере необходимости. Я не успел прожить свою жизнь, поскольку торопился изменить её и вместе с жизнью самой России. Я не имел права спешить. Я должен был воспитать последователей, найти единомышленников, посеять веру в народе и поднять знамя справедливости. Я поднял знамя, но вдруг увидел, что я один на поле битвы против тысяч врагов…

Облик призрачного императора претерпел новую метаморфозу. Маленького роста, нескладный, едва ли не уродливый, он стоял перед Полозовыми в нижнем белье, перепачканном кровью, с босыми ногами и непокрытой головой. А на левом виске зияла роковая рана, в одночасье оборвавшая стремительный взлёт императора Павла Первого.

– Один в поле не воин, – тихо пробормотал Лис.