— О, мы все растем в родительских комплексах вместе с другими родителями, к которым я всегда могла обратиться. Когда я уезжала, в моем отделении насчитывалось двенадцать взрослых и двадцать два ребенка, но родительский комплекс — это естественная вещь, куда люди приходят и уходят, когда дети вырастают. Хотя Кетти попала туда, когда ей было двадцать, и жила там вплоть до семидесяти пяти лет.
— Сколько же детей было у этой Кетти? — спросил Боулдер и откашлялся.
— У Кетти их было семеро; она была хранителем мира, поэтому ей оставалось лишь заботиться о девочках.
— Хранитель мира?
— Да, женщины, которые вынашивают и воспитывают мальчиков, которых затем привозят сюда. Твоя мать была хранителем мира. Это считается великой жертвой, они почитаются у нас.
— Ух ты… Моя мать была хранителем мира. — Боулдер попробовал это слово на вкус. — Мне нравится.
— Ага, Кетти оставалась в родительском комплексе даже после того, как ее собственных детей увозили, она заботилась обо мне и других малышах. Детям полезно находиться в окружении взрослых всех возрастов.
Боулдер пожал плечами, дав понять, что ему неизвестны такие потребности.
— В родительском комплексе всегда найдется тот, кто уделит тебе время.
— Очень мило. Значит, ты видишься и с другими родителями?
Я втянула в легкие порцию кислорода.
— Нет. Я хочу, но дело в том, что родительский комплекс, в котором я выросла, расположен в небольшом районе прежде известном как Южная Африка. Там есть клочок земли, все еще пригодный для жизни, но качество жизни низкое, я не могла выучиться там на археолога, поэтому я давным-давно переехала.
— Ты пыталась туда вернуться?
— Однажды, — я отвела взгляд.
— И?
— Как я уже говорила: люди приходят и уходят, большинство взрослых, которых я знала, умерли.
— Кетти тоже?
— Да. Кетти тоже умерла. — Мое сердце екнуло, когда в памяти всплыло воспоминание о том, как она меня обнимала. — Она пыталась убедить меня остаться и завести собственных детей.
— А ты?
Я замахала руками.
— Мне было двадцать четыре года, я еще была не готова к этому, да и если бы мне суждено было когда-нибудь стать матерью, я бы хотела родить ребенка где-нибудь в другом месте. Знаешь, ближе к тому месту, где моя работа и мои друзья.
Боулдер кивнул.
У нас было еще много интересных бесед, он был на удивление хорошо осведомлен о мире. Но, к сожалению, его представление о Родине было искаженным. Он путал нашу доброту с угнетением и принимал кротость наших мужчин за покорность женщинам.
Бывали моменты, когда я чуть не повышала на него голос. Например, когда он настаивал на том, что женщинам необходима защита, потому что мы хрупкие и уступаем по силе мужчинам. Хотя я подозревала, что он не стал бы жаловаться на меня за неправомерное использование формулировок, я была решительно настроена не опускаться до его уровня и не использовать грубые выражения, которые были оскорбительны и запрещены, но у меня в голове пронеслось несколько неприемлемых фраз, когда мы обсуждали их образ жизни, отличающийся от нашего.
С тех пор как я приехала сюда, я несколько раз испытывала страх. Особенно в первый день, когда Боулдер впервые запер меня и вскоре после этого ворвался в комнату вместе с Ханом и Магни. Даже один гигант их размера выглядел довольно устрашающе, а уж от вида их троих, пристально уставившихся на меня одновременно, я чуть не намочила штаны.
Магни был самым высоким из троих, и это пугало меня больше всего. В отличие от Хана и Боулдера его длинные волосы были стянутыми резинкой; вероятно, чтобы демонстрировать татуировку на шее. Как по мне, это было ужасно, он походил на доисторического викинга. К тому же мне казалось странным, что Магни и Хан были братьями, потому что Магни был темно-русым с голубыми глазами, а Хан — его полной противоположностью. Волосы у Хана были черные как смоль, глаза темно-карие, а кожа либо загорелая, либо смуглая от природы. Я решила, что «брат» — это почетный титул, потому что, кроме того, что они оба были высокими и сильными, у них не было никакого сходства во внешности.
Но не только Магни меня пугал. Когда наступала ночь, Боулдер баррикадировал дверь, придвигая к ней диван, и практически запирая меня наедине с собой. Мое сердце колотилось в груди, как дятел, я боялась, что он воспользуется ситуацией, и думала лишь о том, как защитить себя, если он это сделает. Честно говоря, я почти не спала в первую ночь, но, к моему облегчению, он держался на расстоянии и ни разу не прикоснулся ко мне.
Я все время просила о встрече с Лаурой, женщиной, которую, по словам Хана, защищал Магни. Но, по какой-то причине, мы не могли с ней познакомиться. У меня возникло подозрение, что мужчины находили отговорки лишь бы помешать нашей с ней встрече, чем безумно меня раздражали, поскольку я хотела задать ей вопросы и услышать, как она пережила церемонию, на которой выбрала Магни в качестве своего защитника.