Я открыта и незащищена – отличная мишень. Но мятежники не стреляют. Просто замерли на своей стороне и смотрят на обезумевшую королеву, которую и пришли свергнуть. Наверняка сейчас радуются и потирают руки, мол, все скоро закончится – и можно будет вернуться с победой домой.
Нет! Какая победа?!
И мне плевать, как выгляжу со стороны. Что и собственные люди могут подумать, что больше не владею собой. А может и не владею. Я не знаю. Ничего не знаю. Потому что в голове не ко времени звучат строки древней баллады.
Зачем это? Почему?
Я не хочу этих строк.
Падаю на колени и обнимаю огромную рогатую голову.
— Я никуда не уеду!
Я очень на него обижена! И очень зла. Как он мог решить за меня?
— Ты с ума сошел? А ну вставай! Кто у нас сильный дракон?
Реву, как белуга.
— Я не справлюсь одна! Не восстановлю замок, не смогу управлять целым королевством. Ты же знаешь, что я ничего не знаю. Я не справлюсь без тебя! Я не хочу без тебя!
За треклятыми слезами не видно совсем ничего. Только огромный пылающий изнутри глаз, что смотрит не на меня – он смотрит мне в душу.
— Нет! – трясу головой. – Убирайся из моей головы.
Понятия не имею, кому это говорю, потому что слова баллады явно всплывают из моей собственной памяти – и никто мне их туда не подсовывает.
— Я не могу без тебя, - сотрясаюсь всем телом.
Его тяжелый вздох заставляет меня вскинуться, смахнуть прочь слезы. Но это всего лишь слабая попытка пошевелиться. Огромная лапа сжимается, сгребая в когтях раздробленный камень, и снова расслабляется.
Кругом слишком много крови. Густой и темной.
А потом я понимаю, что огонь в глазу дракона начинает бледнеть.
— Все кончено, Изабелла, - слышу за спиной проклятый голос змееглазого ублюдка. – Имей силы и мужество хотя бы признать свое поражение. Твой любовник скоро будет мертв и больше не поможет тебе. Прикажи своим людям сложить оружие. Хватит смертей.
— Будто бы тебе не все равно на все эти жизни.
— Все равно. – Легко соглашается он. - В особенности на всех тех великих и могущественных, что так жаждали передела земель. Где они теперь? Большей частью мертвы. Благодаря твоему ручному дракону. Поэтому я даже благодарен вам за сопротивление.
— И что? Оно того стоило? Власть стоит рек крови?
— Власть стоит всего. Довольно. Отойди от него. Я убью его быстро. В противном случае, он будет мучаться. Долго мучаться. Обещаю это тебе. Мы с тобой оба знаем, насколько живучи эти отродья. Но не надейся, он слишком ослаб, чтобы противостоять мне. Чуда не произойдет.
И вдруг мне становится все предельно ясно. Вдруг все ниточки, что все эти долгие дни пыталась ухватить и осмыслить, но не могла, складываются в простую уверенность. И становится очень легко.
Даже если я ошиблась – все разрешится здесь и сейчас. И больше никаких загадок.
— Пожалуйста, - тихим шепотом дракону, чтобы не слышал Магистр, - поверь мне. Я знаю, чего прошу. И я не сошла с ума. Пожалуйста. Я люблю тебя. Очень сильно люблю… - и последние слова почти беззвучно.
И дракон моргает. Тяжело, с клокочущим в груди сдавленным хрипом.
Надеюсь, это знак согласия.
Медленно поднимаюсь и поворачиваюсь к Магистру.
— Умница, Изабелла, - растягивает тот безгубый рот в хищном оскале. – Ты передашь власть истинному наследнику и отречешься от трона. Ты и твоя дочь будут сосланы в монастырь, разумеется, с должными ограничительными печатями, где и проведете остаток своих дней. Согласись, это более чем гуманное предложение. Ты его не заслужила.
Делаю шаг к нему.
Вслух цитирую часть баллады.
Как занятно наблюдать, как победное и надменное выражение лица… нет, морды Великого Магистра меняется, как по нему пробегает непонимание.
— Ты в своем уме? – спрашивает, наблюдая за мной со странной осторожностью.
Нет, он не боится. Чего ему бояться? Вероятно, его реакция схожа с той, что испытывает человек, завидев шелудивую собаку, из чьей пасти капает слюна. Лучше держаться подальше, а то проблем не оберешься.
Пожимаю плечами и еще немного отхожу от дракона.
Магистр, если сам того и не замечает, делает столько же шагов назад.
Глубоко вздыхаю.
Я думала, что балладу о Воспарившей Луне знаю наизусть, но это не так. Потому что одно четверостишие вспомнила только теперь.