Существо дергается, пытается укрыться то ли от моего взгляда, то ли от падающих с неба капель. Его они тоже жалят с той же жестокостью, что и меня. И, признаться честно, вид твари, изнывающей и корчащейся от боли, неимоверно радует. Кажется, даже моя собственная боль отступает на несколько мгновений.
А потом его голова дергается – и я вижу его лицо, вижу широко распахнутые глаза и перекошенный в немом крике беззубый рот.
Я знаю это лицо… Хоть сейчас оно сильно искажено.
Тонкие губы растягиваются в подобии то ли улыбки, то ли оскала – и снова что-то пытаются произнести. Ни звука.
Подземный толчок такой силы, что раскалывает все вокруг в мельчайшее крошево. Больше не за что держаться, не по чему ползти. Мир перестает существовать, сваливаясь внутрь самого себя.
Я падаю в зловонную раскаленную бездну, где нет и не может быть ничего живого. И все же там что-то ворочается и протяжно стонет. Что-то, что с нетерпением ожидает моего скорого падения. А я могу только скукожиться до состояния эмбриона и закрыть глаза.
Лишь бы только все поскорее закончилось.
Глава шестидесятая: Изабелла
Глава шестидесятая: Изабелла
Я очень долго и будто нехотя выкарабкиваюсь из тяжелого сна. Знаю, что сплю, знаю, что могу проснуться, но не в силах этого сделать. Точно изо всех сил работаю руками и ногами, пытаясь выплыть на поверхность безбрежного океана, но что-то цепко держит, тянет обратно – в темноту, холод, неизвестность.
Когда осознаю, что кто-то трясет за плечо, наваждение спадает само собой.
Открываю глаза и не сразу могу сфокусироваться на лице человека, что склонился надо мной. Сначала мне кажется, что это Анвиль, потом его черты заменяются безликими чертами существа с черными провалами вместо глаз, затем там появляется… Лаэрт? И лишь потом сухое бородатое лицо вождя ллисканцев.
Увидев, что я очнулась, ллисканец тут же отступает.
— Твой крик пробудил весь лагерь, королева Артании, - говорит он.
Приподнимаюсь на локтях. Затылок тяжелый, точно пудовая гиря.
Ох, да он не один – сразу за его спиной пара моих охранителей, а у входа в шатер толпится еще несколько ллисканцев.
— Простите, Ваше Величество, - говорит один из охранителей, - но вы не просыпались.
— Все хорошо, - пытаюсь уверенно улыбнуться, но получается прискверно натянуто. – Мне иногда снятся кошмары.
Вождь пристально смотрит мне в лицо и хмурится. Очень нехорошо хмурится. Потом оборачивается и что-то говорит своим людям. Черех пару минут передо мной стоит стакан с каким-то пахучим травяным отваром, а сами ллисканцы исчезают.
— Нужен разговор, - говорит вождь.
Ну вот, а я уж было подумала, что мне показалось – и он ни в чем меня не подозревает. Мало ли кому что снится?
Вообще, очень не уверена, что оставаться наедине ночью с чужим мужчиной – это правильно. Несмотря на верность горных варваров, я понятия не имею, что они могут рассказать Анвилю. И если мужу я верна целиком и полностью, то из таких вот донесений у него могут возникнуть совершенно неверные подозрения.
— Пройдемся, - предлагаю альтернативу, - хочу проветриться.
Ллисканец кивает.
Набрасываю на плечи тяжелый меховой плащ – и иду на выход.
На улице прохладно – и дышится почти свободно. Кажется, я начинаю привыкать к местным ароматам, теперь все эти гнилостные миазмы, что время от времени накрывают лагерь, вовсе не заставляют меня брезгливо морщиться. Хотя, будем честны, сейчас воздух действительно чистый.
Дышу с наслаждением.
— Я слушаю, - говорю ллисканцу, намекая, что молчаливая прогулка меня не очень устраивает.
— Ты не одна, - слышу странное в ответ.
И не поймешь – то ли вопрос, то ли утверждение.
— Не одна?
Он молчит, точно хочет сказать что-то очень неприятное.
— Твои руки… - снова смотрит на меня. – Что с ними? Вчера они были чистые.
Да какого ему не так?
Руки как руки!
Распахиваю плащ и выставляю на обозрение ладони.
И тут же теряю дар речи.
Кожа на руках раскраснелась и явно сильно раздражена, хотя и не болит, но, главное, тут и там видны черные отметины, точно оставленные сигаретными бычками. И вокруг каждой отметины – тонкая сетка из поврежденных кровеносных сосудов.
И не видела всего этого, когда проснулась. Просто не смотрела.
А он обратил внимание.
Надо думать, что-то подобное в изобилии найду и на спине.
Резко прячу руки обратно под плащ, осматриваюсь на чистом автомате, боясь, что отметины увидит кто-то еще. Хотя понятия не имею, чего именно боюсь. Что обвинят меня в одержимости и утопят в болоте? Но так, вероятно, уже бы обвинили. Наверное. Да и что такого в этих ранках? Подумаешь, обожглась… где-то как-то почему-то.