Защитник

– Тогда ты плуг бросишь, и меч возьмёшь. И я тоже, – подключился к разговору Житич, – И Агой пойдёт, хоть и хромой он. И Паром с нами. Тут или мы, или они.

– Да мы разве умеем сражаться? – насупился Вьюн, – Перебьют только, да и всех делов.

– Перебить они итак перебьют. Хоть пойдёшь ты сражаться, хоть нет, – зевнул Агой, – Но лучше уж с оружием в руках умереть, чем сидя под юбкой у твоей жинки.

– Тем более, всей деревней мы к ней под юбку не залезем, – заржал Житич.

– Да ну вас, – обиделся Вьюн.

– Ты не нукай, – отечески ответил Паром. – А лучше подумай. Нынешние воины разве с мечом в руке родились? И сразу умели всё?

– Нет, конечно, – буркнул Вьюн.

– А раз они научились, и мы научиться сможем. Вон, говорят, лучшие солдаты Белогора тоже крестьянами были. А зрожей разбили. Оборотней. А опосля тэнеберийцев вместе с Торном остановили. Да вонь хоть у Семёна с Гаем спроси, долго ли учиться воевать?

– Недолго, но делать это надо хорошо, – уже засыпая, проговорил я, – Чтобы в первом же бою не убили…

Глава 10

В Горн я входил хмурым. Сон на земле, да ещё и пробуждение без любимого кофе настроение не добавили. Знакомые крестьяне даже завтракать не стали, быстро покидали на подводы пожитки, да отправились к воротам. Потащились вслед и мы с лепром. Для обозов очередь была отдельная, для пеших и конных – тоже своя. Мы с лепром подошли практически первыми, но тут подскакала на лошадях четвёрка каких-то павлинов – шляпы с перьями, как в лучших домах парижей и лондóнов. Сюртуки расшиты золотыми позументами. Рукоятки клинков в каменьях каких-то. Даже на лошадях позументы. Подъехали вальяжно, раздвигая собравшуюся очередь. Меня чуть конём не задавили. Я охренел от такой наглости, шлёпнул коняку, которая в меня упёрлась, по морде. Та отпрянула, встала на дыбы, а седок её прямо в позументах в пыль шлёпнулся.

В толпе захохотали было, да остальные дворяне так зыркнули, что хохот сам собою смолк. А упавший дворянин, молоденький, с остроносым личиком вскочил разгневанно, рукой за рукоять схватился, заорал, надсаживаясь:

– Я тебя на куски порублю, скотина!

Я сбросил с плеча вещмешок, и спросил спокойно:

– Смею полагать, это вызов, сударь? – и тоже руку на рукоять клинка положил.

– Ты кто такой? – заорал другой, сидящий верхом. У этого лицо было полнее. А под носом тоненькие усики, торчащие в стороны как ножки циркуля.

– По дуэльному кодексу, – я чуть отвёл правую ногу назад и немного ссутулился, – Первым должен представляться бросивший вызов!

– Да какого Меррала вы его слушаете? – вспылил третий член наглой команды: – Порубать его на куски, да и все дела! Какой он дворянин? Видно же по одежде, что вояка вонючий!

– Это ты кого порубать собрался, коронный преступник? – я зло ощерился, выхватил клинок, и крутанул, разминая кисть.

– Это почему я коронный преступник? – исказил гримасой лицо дворянин.

– Вояки, как ты выразился, состоят на службе Её императорского величества. А ты вояку «вонючим» обозвал, нанеся оскорбление не просто солдату, а служащему. В его лице и всему трону. Пункт пятый Уложения о королевской службе говорит о том, что служащие представляют императрицу и Лесанийский трон, а также пользуются императорской защитой. А пункт восьмой Свода законов говорит о том, что оскорбление императорской власти карается каторгой либо смертной казнью.

Во время моего импровизированного спича лицо третьего дворянина удивительным образом менялось. Вначале на нём появилось изумление. Потом растерянность. После страх. А в итоге даже какая-то жалкость. Он оглянулся на своих друзей, будто поддержки искал, но те вдруг старательно стали отворачиваться, делая вид, что их это вовсе и не касается. Даже упавший в пыль гражданин вдруг убрал руку с клинка и принялся старательно отряхивать извалявшиеся в пыли сюртук и штаны.

– Я-а-а-а, э-э-э-э-э, – заблеял дворянин.

Стражники, которые уже открыли ворота, всё это время с глубоким интересом наблюдали за нашей перепалкой, а в конце моей речи подобрались, упёрли в землю щиты и недобро глянули на растерявшегося дворянина. Ещё бы. Такие же вояки-служивые, кого тот только что оскорбить пытался. И вдруг выясняется, что он может в мгновение ока коронным преступником оказаться.

– Сударь, – вдруг подал голос четвёртый дворянин, с немного бледным лицом и кудрявыми чёрными локонами, – Вы неправильно истолковали слова моего друга. Он вовсе не имел в виду солдат королевской службы. Потому ваше обвинение, уверен, продиктованное лишь желанием защитить честь короны, немного поспешно.

– Если это так, – коротко кивнул я вновь заговорившему, – То обвинения в коронном преступлении отпадают. Но тогда остаётся не менее важный вопрос.

– Какой же? – по губам четвёртого дворянина скользнула хитрая усмешка, и я понял, что его ситуация крайне забавляет. Впрочем, кудрявый этого не показывал.