Заре навстречу

- Вижу! - с достоинством произнес Егоров. - Наслушался ваших, теперь по повадке узнаю.

- Значит, поладили?

- Будь надежен.

После ухода этих гостей раненые бережно прятали листовки, отпечатанные на желтой оберточной бумаге, кто под рубаху, а кто под бинты.

Оренбургский казак Дубиня учил Тиму играть в шашки, сделанные из хлебного мякиша. У казака была большая черная борода и кудрявый чуб, свисающий на левую бровь.

- Умственная игра, полезная, - говорил Дубиня, передвигая шашку. - Я и грамоту одолел на фронте, чтобы башкой просветлеть. В девятьсот пятом плеткой полосовал народишко. Ты уши не вешай, гляди, в дамку лезу.

Так. Сообразил? Резервной сотней нас здесь держат. Понял, для чего? От беспорядков. А к нам в казармы никто из этих вот не приходит. Все за девятьсот пятый обиду держат. А хоть мы и казаки, да ведь и среди нас всякие есть. Я вот одно название что казак. За войну баба землицу продала, и конь у ней сдох. Ну вот тебе, Тимофей, полный сортир. А за что? За то, что меня слушал и свою дамку потерял.

Рядом с казаком лежал молоденький белобрысый солдат. Сияя лазоревыми глазами, он гладил забинтованную култышку и счастливым голосом говорил:

- А я вместо ноги чурочку прилажу - сойдет. Сапожники мы, наше дело сидячее.

- Что же? Тебе ноги вовсе не жалко? - недоверчиво спрашивал казак.

- Народу тысячу тысяч перемолотили, а я буду о своей полноге плакать! Ну и чудак ты! - удивлялся солдатик.

- Может, ты сектант?

- Не, я просто веселый... Жить нравится.

- Жена есть?

- Обязательно.

- А вот она тебя кинет, безногого.

- Это Нюшка-то? Меня? - Солдат задорно смеялся.

Потом говорил торжественно: - У нас с ней любовь до полного гроба.

- Эх, ты, молодо-зелено! Обожди. Обрастешь корой, от любви твоей одно дупло останется!

- Сам ты дупло! - сердился солдатик.

Днем он был самым веселым человеком в палате, а ночью, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно плакал.

Казак шепотом уговаривал его:

- Ты деньжишек подкопи, в аптеке кожаную ногу с пружиной купишь. Придешь к Нюшке сначала как обыкновенный. Сейчас пол-России безногих.

Представителю союза георгиевских кавалеров удалось все-таки уговорить нескольких раненых солдат пойти в воскресный день с манифестацией по городу.

Они ковыляли посредине улицы, неся на шестах бязевое полотнище, на котором было написано: "Воина до победного конца!" Но митинг на Соборной площади не получился. Контуженный разведчик, пластун Евтухов, упал на трибуне в тяжелом припадке. Корчась, он скатился по деревянной лестнице на снег и бился там с закатившимися белками глаз, закусив до крови толстый синий язык.

Потом солдаты бродили по городу с жестяными кружками на груди и конфузливо останавливали прохожих, прося чего-нибудь пожертвовать в пользу раненых воинов.

Смущенные и подавленные, они вернулись в госпиталь, и здесь их дружно встретили издевательскими насмешками:

- Здорово, инвалидная команда! Надрали глотку?

Христа ради побирались! А ну, Тимохин, спой нам Лазаря. А ты, Гончаров, рассказал, как тебе сладко было на немецкой проволоке, кишками запутавшись, висеть? Сагитировал бы желающих! Воробьев, тот даже чужой "Георгий" нацепил. Вот сволочь!

Тима заметил, что отец и мать особенно заботливо относились к самым злым и громко выражающим свое недовольство солдатам. Они подолгу сидели у них на койках, беседуя вполголоса. Давали читать какие-то тонкие книжицы. Самым боевым из всех был Егоров, и с некоторых пор его стали слушаться все другие солдаты. Отец часто советовался с Егоровым, особенно после посещений штабротмистра.

Но вот однажды, поздно вечером, в госпиталь явился в сопровождении полувзвода солдат из городского гарнизона офицер с красной повязкой на рукаве романовского полушубка. Пройдя в операционную и усевшись на табурет, выкрашенный белой масляной краской, офицер сказал:

- По приказанию воинского начальника и штаб-ротмистра Грацианова, в соответствии с постановлением городской думы, предложено вернуть госпиталь в первобытное состояние!

- То есть как это? - не понял отец.

- А так. Одних в бараки, а других в теплушки санитарного эшелона. И срок для эвакуации самый минимальный. - Офицер вынул из нагрудного кармана френча часы и, показав пальцем на циферблат, спросил: - Понятно?

- Без начальника госпиталя я не могу выполнить это распоряжение.

- А вам ничего не надо выполнять, - пожал плечами офицер. - Вынесут, сложат на сани. И под покровом ночной темноты, без излишнего смущения обывателей, доставят к месту назначения.

- Но нужпо сначала ознакомиться, насколько новое помещение пригодно для раненых.

- Это не ваша забота.

- В таком случае я считаю себя обязанным поговорить с председателем Революционного комитета раненых.

- Не вижу особой необходимости. - Офицер подошел к двери, встал к ней спиной и, протягивая отцу портсигар, предложил: - Курите, успокаивает.

- Это насилие! - возмутился отец.

- Ну что вы, - ухмыльнулся офицер, - только начало восстановления порядка.