Заре навстречу

Получив решение о том, что его дом на Соляной площади, который он сдавал в аренду, подлежит конфискации, Усихин нанял кровельщика и содрал с крыши все железо; с помощью приказчиков вынул все рамы со стеклами, снял двери с петель, выломал из печей дверцы, вьюшки и свалил все это у себя в амбаре.

И когда люди с ордерами, выданными в Совете, приехали вселяться в дом Усихина, они вынуждены были вернуться обратно в свои землянки.

Тучный, с висящим между расставленных колен рыхлым брюхом, одетый в старенькую, лопнувшую под мышками поддевку, Усихин сидел на двух табуретках, так как его зад не помещался на одной. Когда ему задавали вопросы, он каждый раз с трудом поворачивал голову к человеку, сидевшему за его спиной, приложив к уху ладонь, выслушивал, что тот ему шептал, и только после этого, встав, отвечал, стараясь не перепутать то, что ему подсказывали сзади.

По словам Усихина получалось, что он, как благородный человек, исключительно из уважения к новой власти решил произвести в доме ремонт, и все свидетели, которых он выставил, с готовностью это подтверждали.

Свидетелей обвинения он отводил одного за другим по причине якобы сведения с ним личных счетов.

- Этот, - говорил Усихин, показывая коротким пальцем с глубоко въевшимся в толстый жир обручальным кольцом, - не может в счет идти. Он мне должен еще с минувшей осени два мешка муки. Ему меня в тюрьму посадить прямой расчет. А другой, рядом, тот на меня злость имеет за то, что я на масленой года два назад на тройке гостей катал, так на его парнишку наехал, и хоть не насмерть, только зашиб маленько, а все равно зуб точит. И в середке который, тоже с зубом: он в каталажке сидел - царя при мне обозвал, а я всякой власти слуга безропотный. И теперь, если кто срамные слова про совдепову власть скажет, донесу немедля куда следует, - и решительно подвел итог: - Так что все свидетели ненастоящие, поскольку личный счет.

Все улики Усихин отвергал показаниями своих свидетелей. И даже торжественно предъявил суду смету на ремонт дома, которую передал ему сидевший сзади него человек.

А когда суд вынес легкий приговор, по которому Усихину надо было все похищенное возвратить на свое место, только Тима услышал, как сидевший позади Усихина человек злорадно прошептал тонкими губами соседу:

- Вот вам советские соломоны, я же говорил, - невежды. Смету составил я, а цены с потолка брал. Любой судейский мышонок это бы понял. - Спросил ехидно: - А почему легкий приговор, поняли? - и тут же торжествующе пояснил: - Хотят показать, что их суд будто бы законам следует. - И человек скривил сухие губы в презрительной усмешке.

Тима потом выговаривал папе сердито:

- Что же это получается? Лавочник довольный оказался. Значит, не умеете вы судить как следует?

Папа долго задумчиво теребил бородку.

- Пожалуй, ты прав, судебное дело против лавочника проиграно. Но выиграли мы вот в чем. Видишь, большинство людей уходит с суда недовольными. Значит, они против лавочника, и это очень важно. Значит, они согласны с нами в главном - что закон национализации домов, сдаваемых в аренду, правильный и в пользу народа. Выходит, в главном мы выиграли.

Но Тима не мог примириться с таким объяснением.

Обидное воспоминание о торжествующем лице остроносого человека с тонкими, злыми губами еще долго обжигало его.

И сейчас Тиме казалось, что он снова видит эти же губы, только посиневшие от холода и еще более жестко сжатые.

Въехали во двор развалившейся усадьбы Плетневской заимки. Из дома с заколоченными серыми досками окнами вышел сам Плетнев в высоких, до паха, унтах пз собачьего меха. Человек надел очки, не здороваясь, сказал раздраженно:

- Говорили, рукой подать, а я чуть было не заехал черт знает куда, если б не эти мальчишки.

Плетнев, нахмурившись, разглядывал мальчиков, потом спросил:

- Вы откуда?

- С коммуны, - с гордостью заявил Васятка.

Плетнев дернул плечом и, обратясь к человеку, произнес значительно:

- С коммуны. Слыхали?

- Ну и черт с ними! - раздраженно воскликнул человек. - Дайте что-нибудь, и пусть проваливают.

- Нет, зачем же так? - задумчиво произнес Плетлев. - Пусть обогреются сначала, потом мы их накормим, потом побеседуем.

- Спасибо, мы сыты и не замерзли, - поспешно сказал Тима. - И нас дома жду г.

Пристально разглядывая Тиму, Плетнев спросил:

- А ты, паренек, городской с виду, откуда взялся?

- Я в гости к знакомым приехал, - заявил Тима, твердо глядя в бегающие глаза Плетнева.

- В гости? - протяжно переспросил Плетнев и потом сурово приказал: Ну, значит, будешь у меня гостем, - обернувшись, крикнул проходившему мимо человеку: - Смирпн! Отведи-ка ребят и накорми их, что ли.

Смотри не растеряй по дороге. - Нахмурившись, приказал: - Ну, живо, пареньки! У нас тут тоже вроде коммуны: дисциплина. Так что слушай команду!