- Ян! - сказал встревоженно папа. - У тебя все-таки нервная система совершенно расшатана.
- Да, есть немножко, - согласился Ян и поднял опухшую лиловую ладонь, пересеченную кровавым рубцом: ногти черные, и под ними запеклась кровь, усмехнулся и объяснил: - Вгорячах с первого раза промазал и ударил об стену.
Окунув опухшую руку в шайку с водой и снегом, Ян поморщился и спросил:
- Как это твой Протагор говорил про человека?
- "Человек - мера всех вещей".
Ян задумался и спросил:
- А меру подлости человека он знал, твой Протагор?
Папа пожал плечами.
Ян вынул руку из шайки и, сжимая кулак так, что изпод ногтей снова выступила кровь, гневно проговорил:
- А мы ее должны знать, и чтобы все об этом знали, все! Революция не волшебная фея. Она мать измученного человечества. Мать. Понял? Мать! И люби ее, как мать, и говори ей, как матери, всю правду. И она, как мать, все поймет.
Снова сунул руку в шайку и, вытерев кровь о комья снега, сказал решительно:
- А к Рыжикову я все равно пойду. Нужно, чтобы партия мой поступок обсудила...
- Да, - сказал папа и обнял за плечи Яна. - Я тоже с тобой пойду. Ты знаешь, я как-то стеснялся тебе посоветовать, а теперь очень рад, что ты сам решил.
Ян, прищурившись, посмотрел на папу.
- А я все ждал, когда ты мне скажешь. И черт тебя знает, Петр, вздохнул он, - как я тебе эту твою глупую деликатность прощаю, понять не могу!
Папа поежился:
- Но я бы потом все равно настоял. Я просто обдумывал, как лучше тебе сказать, принимая во внимание твое состояние.
- Ладно, - сказал. Ян, вытащил из кармана гимнастерки бумажку, где были записаны слова Чернышевского, перечел вслух и повторял задумчиво: "Переноси из будущего в настоящее сколько можешь перенести".
Хорошо чувствовать себя носильщиком будущего, хорошо, даже если чувствуешь, как у тебя твои позвонки хрустят и от тяжести глаза на лоб вылезают. Ведь вытащим мы это будущее в сегодня, а? Сквозь грязь и кровь, а вытащим. - Спрятал бережно бумажку в карман, снова сунул поврежденную руку в шайку со снегом и водой и, взяв другой рукой деревянную ложку, стал черпать овсяную кашу. Сказал с набитым ртом: - Вот вдвоем и пойдем к Рыжакову. А ты пока напиши свое мнение. Когда ты один на один с бумагой" ты хорошо думаешь.
Папа озабоченно предупредил:
- Но, если оценивать твой поступок обобщающе, это очень серьезно.
- А вот ты так и оценивай, - сказал Ян и ядовито осведомился: - А ты что думал, это не серьезное дело - доносчика лживого убрать? Очень даже серьезное дало. - И попросил: - Только ты ступай в другое помещение и там пиши. А то я тебя отвлекать буду. Так сказать, субъективный момент примешается.
- Да, психологически это так, - согласился папа и вышел.
Тима предложил:
- Давайте я йодом вам руку помажу, а то папа позабыл.
- Валяй. - Ян насухо вытер руку о простыню.
- Жжет?
- А как же, что же у меня, вместо руки копыто?
- А почему вы не стонете?
- Можно и постонать, - покорно согласился Ян. - Ой, ой, как больно!
Папа вошел с встревоженным лицом:
- Что случилось?
- Лечусь, - сказал Ян. - Ты вот медяк, а пренебрег.
А Тимофей более здраво ко мне отнесся. Видал, как сам перемазался: неаккуратно работает, - Потом привлек к себе Тиму и ласково, щекоча ухо сухими, горячими губами, произнес: - Ты, Тима, учись понимать, как человеку нелегко человеком быть.
Тима отлично понимая, что папе совсем не нравились его должность помощника начальника тюрьмы ж работа у Яна Витола. По разговорам родителей Тима догадывался, что папа ходил в ревком проситься на другую работу, но из этого ничего не подучилось.
Действительно, Тимин папа жаловался Рыжикову "на некоторые психологические трудности", которые он испытывает, но Рыжиков сказал:
- Неужели ты думаешь, что в партии найдется хотя бы один человек, у которого было б призвание к такой работе?
- Но посуди сам, - уныло заметил Сапожков, - у меня совершенно отсутствуют для нее какие-либо данные.
- Вот потому мы тебя и назначили.
- Но, прости, это нелепо!
- Не думаю. Классовые враги ведут сейчас с нами жестокую борьбу, коварную я мстительную.
- Я понимаю, приходится на жестокость отвечать жестокостью.
- Нет, - не согласился Рыжиков. - Мы беспощадны с врагами, но не жестоки. Так же, как наказание, это не месть, а справедливое возмездие.
- Софистика, игра слов. Тюрьма остается тюрьмой.
- Нет, не игра в слова, - рассердился Рыжиков, - Ленин дал указание усилить репрессии и одновременно улучшить содержание заключенных. Противоречие? Нет.
Трибунал руководствуется только законом и наказывает преступника, а ты обязан вернуть преступника в общество не врагом - не подавлять человека, а исправлять.
Мы дали в твое распоряжение токарный станок, три верстака, больше сорока различных инструментов, выделили двух рабочих для обучения заключенных, Как ты думаешь, для чего? А ты - "тюрьма остается тюрьмой". Неправильно, Петр.
Но восемнадцать заключенных вели себя далеко не как заключенные.